— Говоришь, квадратный корень из 625? А где ты сидишь? А где сидит Поль Франкенталь? Так он, значит, не мог сообразить, а? Экая дубина-переросток! Вот тебе четвертак, можешь его истратить, на что захочешь, ты — мамина гордость. Гм! Говоришь, квадратный корень из 625, так? Мне нужно занять у миссис Франкенталь немного сахарного песку!
И она пулей понеслась прочь. А сахарница-то у нас была полна до краев. Должно быть, мама этого не заметила.
Целый четвертак! До универмага «Вулворт» на Южном бульваре меня сопровождала добрая половина ребят с Олдэс-стрит, чтобы разделить со мной улов сладостей, приобретенный на двадцать пять центов. Другая половина стоически осталась с Полем Франкенталем, когда он издевательски прошипел:
— Кому нужны твои дерьмовые конфеты?
Боже, как я гордился, уводя ребят с Олдэс-стрит от Поля Франкенталя! В те дни и за пять центов в «Вулворте» можно было купить целую гору конфет. Нагрузив своих последователей шоколадными батончиками, тянучками и мармеладом, я покинул их, чтобы в одиночку насладиться земляничным мороженым с шарлоткой. Никогда прежде я так не радовался жизни! В девять с половиной лет я был невинен, как Адам до грехопадения. Мне казалось, что наконец-то я нашел себя, стал тем, кем я должен быть, — большим «йохсеном»; мой час настал!
* * *
Несколько дней спустя после большой перемены в класс пришел доктор в белом халате, а с ним две медсестры, которые принесли с собой шприцы, тампоны и какие-то бутылочки. Поговаривали, что в городе эпидемия дифтерита. Нам в Бронксе уже раньше делали прививки — попробуй отвертись, если уколы делают всем вместе прямо в классе! Жуткое дело — место укола нарывает и потом болит несколько дней; но ведь делать прививки приказал муниципалитет, а против него не попрешь. Доктор вытаскивал карточки и выкликал фамилии, и вызванный понуро подходил к нему, засучив рукав. Ему делали укол, и он возвращался на свое место, натужно улыбаясь. Я со страхом ждал своей очереди: меня всегда бросало в дрожь при одном виде шприца.
— Израиль Чудкин! — выкрикнул доктор.
Он, конечно, имел в виду меня — кого же еще? В классе не было никого хотя бы с отдаленно похожей фамилией. Но я продолжал сидеть, оцепенев от страха. Мистер Уинстон вмешался:
— Доктор, это, должно быть, Гуд-кинд.
Доктор, сощурившись, уставился на карточку, разглядывая ее сквозь толстые очки. Он уже небось колол школьников много дней подряд и изрядно устал.
— Ну да, — сказал он. — Гудкинд! Израиль Гудкинд!
— И он должен быть Дэвид, — добавил мистер Уинстон.
— Здесь нет никакого Дэвида, — ответил доктор, размахивая карточкой. — Здесь написано: «Израиль». Просто Израиль.