Мартинсон был на больничном с сотрясением мозга. Хансон вернулся на службу, хотя в течение нескольких недель ему было больно ходить и сидеть.
Но самое главное, в эти дни они приступили к сложной работе — им предстояло разобраться, что же на самом деле произошло. Единственное, чему им так и не удалось найти окончательного подтверждения, это — принадлежал ли найденный ими полностью, за исключением таинственно отсутствующей берцовой кости, скелет Кристе Хаберман или нет. Ничто не свидетельствовало против. Но доказать что-либо было невозможно.
И все же они знали. И по трещине на черепе было понятно, как Хольгер Эриксон убил ее больше двадцати пяти лет назад. Все постепенно прояснялось, хотя и очень медленно, и хотя не все вопросы были полностью разрешены. Убил ли Ёста Рунфельдт свою жену? Или имел место несчастный случай? Единственный, кто мог знать ответ — это Ивонн Андер, а она по-прежнему молчала. Они занялись расследованием ее жизни и узнали историю, которая только частично раскрывала, кто она и давала возможное объяснение ее поступков.
Как-то в конце долгого совещания Валландер произнес слова, над которыми он, казалось, долго думал.
— Мне никогда в жизни не приходилось встречать такого человека, как Ивонн Андер — умного и сумасшедшего одновременно.
Он не стал пояснять свои слова. Но никто не сомневался, что он хотел сказать именно это.
Каждый день Валландер навещал в больнице Анн-Бритт Хёглунд. Его не оставляло чувство вины перед ней. И тут не помогали никакие слова. Он был твердо убежден, что ответственность за случившееся лежит на нем. И от этого никуда не деться.
Ивонн Андер продолжала молчать. Как-то поздним вечером Валландер сидел один в своем кабинете и заново перечитывал ее огромную переписку с матерью.
На следующий день он посетил ее в тюрьме.
В тот же день она заговорила.
Это было 3 ноября 1994 года.
В это утро поля вокруг Истада побили первые заморозки.