На Лидином лице застыло доброжелательное выражение цирковой кошки, бегущей по канату кверху задом.
– Если в твоём черепе когда-нибудь имелось образование в форме мозга, то за ненадобностью оно давно превратилось в творог.
Рома улыбнулся ещё шире.
– Не надо стесняться внутренних потребностей, ты же психолог. А ещё есть специальные скамьи для фиксации. Ведь ты не собираешься сорваться с привязи и всех нас перекусать? Ни фига себе! Тётя Лена, ты где научилась таким узлам? В магазине тренинги проводят? Повышаете качество обслуживания?
– Ром, за… – Лена осеклась. – В общем, хватит фигню пороть.
Испуганно на неё покосившись, Рома притих, но его настроение оказалось заразным.
– Что теперь? – спросила Лена, разминая пальцы. – Начертать мелом круг и зажечь три чёрные свечки из жира чёрного кота?
– Включи телевизор, – Лида мотнула головой в сторону стеллажа.
Под восточной тканью скрывался немаленький и очень плоский экран. Рома мерзко присвистнул.
– Мы собираемся баловаться торсионными лучами? – пугливый взгляд в сторону Лены. – Что же ты такое смотришь, Лида? Чего-нибудь ужасно гадкое. И ты нам это сейчас покажешь? Правда-правда?
– Ещё слово, и я заткну тебе пасть носками, – обещала Лена. – Твоими собственными. Ты их когда менял?
Лида слабо улыбнулась.
– Намного гуманней сунуть ему голову в пакет и проскотчевать. Пожалуйста, не выключай ящик, пока не выудишь из Анны всё, что она знает о твари.
Похоже, в телевизоре не хватало антенны. По экрану бежала рябь, ни одного работающего канала. Лена обернулась к сестре.
– По-моему, он сломан или к антенне не подключён… Лид?!
Лида провисла на верёвках, волосы закрывали лицо, что, вероятно, было к лучшему. Кровь капала на колени нерешительно, точно из крана, не успевшего вполне освоить искусство протекания.
– Мысль с кругом была неплоха, – пробормотал Рома, отодвигаясь от кресла.
– Анна? – позвала Лена.
– В подполе он, в сенцах, – сообщил знакомый беззубый голос.
Лена присела на корточки, вслушиваясь в слова, долетавшие, судя по качеству звука, из того самого подполья.
– Кто? – шепнула она.
– Да кто? Серый. Я схоронила. Изба погорела, клети тож, а банька цела. Там серый. Забери, не то будет жрать, кто нашего семейства, пока всех не переведёт.
– Ан… бабушка Анна, какая банька! Восемьдесят лет прошло, на месте деревни поле. Предлагаешь перекопать в поисках костных останков?
– Чегой-то копать? Не понимаю я тебя.
– Ну, дохлого волка. В поле откопать.
– Бригаду с экскаватором папа обеспечит, – встрял Рома. – Если скелет сохранился, откопают.
– Тебя не спросили, толстомясый. Шкилет ему дай! Сума там запрятана. Дед папе делал, чтоб пасти. Папаша в тех делах не смыслили, а наши-то мужики все были пастухи, ну, и делали себе. Звали серого послужить. Зубы, когти, куски шкуры и ещё что, не знаю, ложили в суму, наговаривали, да в подпол. Серый пастуху помощник наилучший: пастух на печи полёживает, серый за скотиной глядит; в лесу-в поле рыщет, хозяину доказывает, сильный сторож, не даровой, но и гроши не тянет. А дядька Макар трусоват, свёл у барина аглицкого кобеля и себе сделал. Хорошо пас, но люди смеялись.