– Вчера опять пришел в стельку пьяный! – сделав маленький глоток чаю и морща ярко накрашенные губы, сказала Проскурякова. – Говорит, был с друзьями в сауне. Наглая рожа! Знаем мы эти сауны и друзей. Я бы на месте Ленки давно его выгнала!
– А как же ребенок? – Зоя Ивановна, учительница французского по прозвищу «Мадам не дам», выглядела взволнованно и даже испуганно.
– И что? – вскинула дряблые щеки рассказчица. – Чему он его научит? Пить и шляться по бабам? Может, хоть вырастет человеком без папы-учителя. Да и что теперь: жизнь в двадцать семь лет кончена? Ленка у нас девка видная, найдет себе нового и нормального.
– Кому она нужна с маленьким? Ты, Галя, о чем? – Мария Васильевна, дородная учительница начальных классов, высказала собственное мнение. Она была достаточно сильной и независимой, чтобы спорить с лидером партии, но не стремилась им стать. – Ты открой объявления! «Одинокая молодая женщина познакомится. Я симпатичная, хозяйственная, добрая… Воспитываю сына, дочь». Все к ним прям в очередь выстроились! Те, кто своих бросил.
– Пусть сначала ребеночек вырастет, – вставила робко Зоя Ивановна.
– А я бы дала ему по шее, быстро бы выучила! – бухнула Мария Васильевна, выставив перед собой мощные руки. – Пусть твоя Ленка даст мне его на время! Шелковым станет!
– Ты за своим приглядывай лучше, – съязвила Проскурякова. – А то залезет под чью-нибудь юбку, не испугается.
– Я ему залезу! Дам по морде, и все!
Она сказала это прежним увесистым басом, но, кажется, ее затронуло за живое. Было, о чем задуматься.
– Ой, ой, какие все умные и грозные! – с сахарной приторностью и издевкой молвила Галя. – Каждый мнит себя стратегом, видя бой издалека.
– А что? Я вообще и одна смогла бы, – уже более миролюбиво сказала Мария Васильевна. – От моего все равно никакого толку. Ему бы только телек с футболом и пиво.
– Вам рассуждать просто, у вас дочери пятнадцать лет, – сказала Штауб, дернув пергаментной головой а-ля царица Хатшепсут в двадцатом веке. – А если ребенок маленький?
– Некоторые очень даже неплохо пристраиваются и с ребенком, – сказала Проскурякова. – Клювиками не щелкают.
Она с намеком смотрела на Лену и даже развернулась корпусом в ее сторону.
Лена почувствовала себя так, будто ее облили грязью.
А той было мало, и она вывесила свою фирменную приторную улыбку:
– Леночка, а ты как думаешь? Есть жизнь после брака?
На Лену смотрели два глаза с красными нитками вен, а ниже висела сахарная улыбка.
– Вам должно быть видней, у вас опыта больше.
Упоминание о возрасте, пусть и в косвенной форме, вызвало эффект клюквы у Галины Проскуряковой, но она тут же взяла себя в руки: