– Ну вот, хоть немного расслабились. А то все о грустном да о грустном. Как думаешь, не пойти ли нам пообедать?
– Я за.
– Отлично. Там поболтаем. Угощу тебя чем-нибудь вкусненьким.
– Не поверишь, но я мечтаю о жареной картошке с грибами.
– Вопросов нет. Сделаем.
Допив кофе, они вышли.
Красин, который шел первым, открыл дверь и, придерживая ее одной рукой, другой сделал широкий пригласительный жест:
– Прошу вас, Ольга Владимировна! Картошка с грибами ждут вас!
– Ура!
…
Если бы ее попросили дать словесный портрет Геннадия, она сказала бы так: «Ему тридцать шесть. Он высок, худощав и широкоплеч. Русые волосы зачесывает назад. Говорит он обычно ровным голосом, без спешки, слов не бросает на ветер, и в его голосе чувствуется сила. Это голос уверенного в себе человека, лидера. Лицо у него волевое и интересное. Скулы высокие и четко очерченные, кожа бледная, щеки чуть впалые (отчего еще резче выделены скулы), но самое главное на его лице – это глаза. Спокойные и очень внимательные, серые с зеленью, они видят больше, чем ты хотешь. Зачем лгать, если твоя ложь на поверхности? Он умеет сдерживаться, но ты знаешь, каким холодным и жестким становится его голос и как его взгляд вдавливает в кресло, когда он сердится. Слава Богу, ты не даешь ему для этого повода, а мелочи жизни его не трогают. Разве что пошутит с намеком или чуть сморщится, если проколешься.
Есть избитое слово – харизма. Никто толком не скажет, что это, но, вне всякого сомнения, у него она есть. Есть у него внутренний стержень, который не гнется, и есть магнит, который притягивает. На его пламя летят мошки и бабочки, но оно не греет. У него мало друзей, но много партнеров, знакомых, родственников и врагов. Он не женат, и она почти ничего не знает о его личной жизни. У него есть трехкомнатная квартира, коттедж за городом, две дорогие машины, – про таких, как он, говорят, что жизнь удалась, и завидуют им черной завистью. Не знают эти завистники, что счастье не рассчитывается по формуле с одной переменной – количеством денег на банковском счете. Формулы счастья нет. Кто знает, что он чувствует? Он не скажет об этом. Он не позволит себе быть слабым. В этом проблема железных феликсов с ранимыми душами».
Гена Красин родился в семье инженера и учительницы начальных классов. Он был старшим ребенком: брат младше на четыре года, сестра – на шесть, – и сколько он себя помнил, в их двухкомнатной квартире всегда было весело, а соседка снизу никак не могла к этому привыкнуть и то и дело звонила к ним в дверь и ругалась с родителями. Как только она уходила, все начиналось заново. Трое детей – это не шутка, это стихийное бедствие. Сейчас он понимает, каково пришлось маме и папе, в том числе в финансовом плане. Жили не бедно, но очень скромно. Даже сегодня он порой испытывал какое-то неловкое чувство в бутиках и ресторанах, в отелях и в бизнес-классе; мысль о том, не движется ли он туда, где все можно, где ничто не удивляет и не приносит прежнего удовольствия, даже если это выроблено лучшими часовыми мастерами, сварено лучшими поварами, сделано лучшими автомобилестроителями – эта мысль всегда была рядом и отрезвляла. Сейчас он тратил меньше, чем три-четыре года назад, хотя его доходы с тех пор выросли. Он не был аскетом, но знал свою меру. Как наркоманы, вкалывающие в вену все большую и большую дозу для получения кайфа (который все равно уже не тот), люди с течением времени тратят все больше средств и усилий для все меньшего удовольствия на единицу затрачиваемого. Если ребенок рад плюшевому мишке, то богатому взрослому давай BMW, а кому-то и этого мало: он хочет Ferrari и Bentley. Что после Bentley? Смерть от скуки? Или желание править миром?