– И что, действительно Север к этой теме привязан?
– Считают, что так, – угрюмо говорит Лис. – Все работают на эту версию…
– На палку работают! – со знанием дела кивает Колорадский Жук. – Хотят громкое дело списать…
– Да ну? Неужели так делают? – стебается Литвинов.
– А ты что, уже забыл, как «палки рубить»? – усмехается Волошин.
– У меня особые палки были. Выбил дверь и взял трех вооруженных бандюков. Или завалил. Или они тебя завалили. Вот такие палки! Тут ничего не нарисуешь, ничего не схимичишь…
– Вообще, да, – кивает Волошин.
– Давайте за нас! – поднимает рюмку Нырков. – Мы все свои друг другу. Мент есть мент, как его ни называй: милиционер или полицейский, действующий или ветеран…
– Не скажите, Василий Михайлович, – возражает Волошин. – Вот встретил Ковалева, он еще до переаттестации на пенсию ушел, так и остался милиционером. Он сильно обижается. Говорит: поделили нас на «чистых», которых в полицию пропустили, и «нечистых», которые так и остались коррумпированными милиционерами!
– А что, это он справедливо! – кивнул Жук. – Пенсионеров надо было автоматом в полицейские перевести…
– А как у тебя с этой, как ее… блондинкой? – спросил Лис у Волошина. – Ну, с которой ты на юбилее у Василия Михайловича был?
– А-а-а, Александра… Да нет ее давно. То есть, где-то есть, только я ее не вижу.
– Ясно.
– Ну, а ты как думаешь, Север при делах? Твое-то какое мнение?
Лис отодвинул свою рюмку:
– Ты вот возьми сам, да и впрягись в это дело, раз такой любознательный.
Волошин улыбнулся напряженно:
– Да куда ж я впрягусь? Я теперь обычный «бомбила», меня любой алкаш может послать.
– Вот в том-то и дело.
На этом неприятные для Лиса расспросы закончились. Обсудили, какой памятник на могилу поставить будущим летом – гранит или обычный бетон с мраморной крошкой. Конечно, гранит, ясен пень… Вспомнили, что ни у кого нет нормального Юркиного фото. Поручили Лису поискать в архивах УВД – вроде, его хотели на Доску почета повесить, должны были фотографа приглашать… А раз хотели, так почему не повесили?.. Ясно почему, тогда же как раз Торопыгу оправдали, вся следственная бригада без премии осталась!.. Постой, так ведь гада этого Торопыгу в каком это… в две тысячи первом – к пожизненному приговорили, кажись? Ну, приговорили, так ведь это уже было потом, а потом не считается.
Крепкий самогон. Лису стало жарко. Он подумал, что разговор сейчас опять сползет к его работе, к Гусару и Северу. Встал, прошелся к реке. Небольшая пристань, пляж, маленький, будто игрушечный, домик для переодевания. В проволочном садке у пристани лениво бултыхаются красноперые язи. Неужели еще уха планируется?