Я принимаю тебя со всеми твоими недостатками, я люблю тебя со всеми твоими недостатками. Я не собираюсь заставлять людей испытывать чувство вины. Иначе все превратится в сплошной обман. Вы мне не доверяете, чувствуете вину и оказываетесь в моей власти. Вы не достойны моего благословения, вы не делаете того, что должны, таких вас я не стану любить. И любовь превращается в предмет торга. Нет. Я люблю вас лишь потому, что я вас люблю!»
Я поняла, что это был краеугольный камень моей обусловленности. Почти всю сознательную жизнь я чувствовала себя недостойной любви. Так много раз Ошо просил меня просто быть самой собой, говорил, что я уже совершенна.
Затем он рассмеялся и предложил мне расслабиться и просто наслаждаться тем, что есть. «Даже если ты мне не веришь, это тоже хорошо. Мне нужны саньясины, которые мне не верят, – так, для разнообразия!»
Каким-то чудесным образом у него получалось решать все проблемы. Он, как волшебник, взмахивал палочкой, и трудности растворялись в воздухе. А я оставалась в настоящем, там, где нет проблем, недоумевая, что еще может прийти мне в голову. Иногда мне казалось, что я специально выискиваю проблемы, чтобы поговорить с Ошо на даршане.
Однажды ко мне приехал Лоуренс. Мы не виделись с ним почти два года, но, едва мы встретились, возникло ощущение, что мы расстались только вчера. Совсем недавно он провожал меня в аэропорту в Индию. Думаю, он хотел убедиться, что со мной все в порядке, что я здорова и не стала жертвой какой-нибудь секты, поскольку в прессе об Ошо писали только плохое.
В Пуну приезжали журналисты, но писали даже и те, кто никогда в ашраме не был. В газетах писали о насилии во время групповой терапии и о сексуальных оргиях, на которых мне, к сожалению, так и не удалось побывать!
Лоуренс пробыл в общине несколько дней и даже посетил даршан, желая, наконец, познакомиться с Ошо.
Не зная о местных обычаях, Лоуренс оказался в последних рядах. Люди, пришедшие на даршан раньше всех, занимали первые ряды. Конечно, мы все стремились быть осознанными и ходили медленно, стараясь сосредоточиться на ходьбе. Но по мере нашего приближения к залу ноги сами начинали двигаться быстрее, а на подходе к двери мы уже бежали, в спешке сбрасывая обувь, которая летела во все стороны, и скорее скользили по мраморному полу в надежде занять место в первом ряду. Затем входил Ошо и усаживался в кресло.
Из-за того, что я так неизящно влетела в аудиторию, Лоуренс и я оказались в разных местах зала. Он сидел сзади, а я впереди.
И вот настала его очередь беседовать с Ошо. Никто не знал, что мы были вместе, и, тем не менее, когда секретарь произнесла имя Лоуренса, Ошо повернулся ко мне и уставился на меня так, будто надо мной сверкнула молния и раздался громкий гудок. Странно, я никогда не понимала, как это я, сама того не замечая, выдавала себя с головой.