И тут меня осенило, что физические мучения полностью перечеркнули моральные. Не расстрига она, а я не пешка покамест. Она сейчас спасла меня и себя от превращения в трупный материал. Можно прислониться к борту и просипеть, разминая кадык:
— А хорошо все-таки, что ты поменяла свои башмаки с подковами и шипами на сравнительно мягкие кеды. Кстати, что это там прожужжало над нами?
— Парочка коптеров.
— Ну, что ж ты раньше про них не сказала? Или считаешь, что я усваиваю материал намного лучше после небольшой взбучки?
— А ты как считаешь, одного раза тебе хватит? — решила уточнить она.
— Пожалуй, да. Поехали путем истинным через Гроб, Череп, Кости и всю прочую жуть. Бомбу себе на холку я действительно заработать не желаю. Я вообще против бомбардировок, даже ковровых и миротворческих. Кстати, Шошана, ты знаешь тех, кто прилетал?
— Они прилетали за тобой, тебе лучше знать.
— Благодарю за находчивость. И все-таки, как это у тебя получилось, защитница?
— Что «это», Терентий? — впервые по имени назвала.
— Узнать о том, чего тебе знать не положено. Ты хотя бы абстрактно расскажи, только словами, а не жестами.
— Абстрактно — пожалуйста. Это принесет тебе столько же пользы, сколь и сочинения Николая Кузанского… — Ученый Коля по фамилии Кузанский у фемок, очевидно, служил обозначением бессмыслицы. — Мы все живем в системе симметрий. И если в неком месте становится больше, то в другом — меньше. Что-то, допустим, сдвигается вправо, тогда кое-что влево. В какой-то точке проклевывается «плюс», а в другой точке обязательно появляется «минус». Причем и левое, и правое, и «плюс», и «минус» — кусочки одного целого.
— Такое замечательное «одно целое», как бы с ним познакомиться. Премного благодарен, что так замечательно ты все разжевала. Если бы дала еще и проглотить. А где центр этих вот симметрий?
— Ты, наверное, и сам бы догадался когда-нибудь, что центров таких много. И где главный, только Всезнатцу понятно. Но одним из них является ядро Меркурия.
— Которое вам, фемкам, наверное, вместо папы. Впрочем, мне нравится такая сказочка, она достаточно нестандартна… Кстати, когда я уже лежал на полу придавленный твоим башмачком, Золушка, меня пробрало необычайное волнение — однако не от страха за свое горло или твою подметку.
— С чем оно было связано, неужто с ядром планеты?
— С тем, что ударила ты меня все-таки нежно.