Поёт душа, радуется, только на сердце у князя грусть-тоска неведомая. Словно тянет что-то, гнетёт. Только нет той тоске объяснения. Вроде бы хорошо всё, ладно. Вон на днях целый флот пришёл из земель греческих, из Царьграда да других городов ромейских. Товаров тот флот привёз видимо-невидимо. Диковины разные, шелка, жемчуга, яства да вина заморские. Всей жизни не хватит, чтобы всё это добро узреть да переглядеть, перепробовать. Степняки в земли княжьи и носа не кажут, на границах заставы крепкие стоят, храбрецы в тех заставах службу несут, в основном, из местных народов, северян да радимичей. Руяне да бодричи теперь бороды отпускать стали, а славяне головы бреют да усы до плеч растят, и не понять, то ли рус иль варяг, то ли полянин иль кривич, а то и вовсе буртас аль чудин, все теперь едины, все одним словом – Русью – зовутся. Любо-дорого сердцу, ан нет, что-то засело в груди, тревожно да совестно, словно не узрел, не усмотрел что.
«Сколько пройдено дорог, сколько достигнуто целей, сколько повергнуто врагов, – размышлял князь, стоя на крыльце и вдыхая полной грудью чистый аромат весеннего дня. – А какова же цена? Не равно ли число повергнутых врагов числу павших друзей? Нет, нет, врагов мы сразили больше, но это не решает вопрос цены. Ведь жизнь друга и бесценна».
Почему-то Олег вспомнил в эту минуту именно варяга Горика, погибшего в земле уличей, которых так и не удалось покорить.
– Так что же, выходит, Горик пал зря, его смерть была напрасной и ненужной никому?
Только сейчас Олег увидел возле себя конопатого парнишку, который стоял так уже довольно долго, боясь прервать размышления князя.
– Ну, чего тебе, что встал, как столб придорожный? Коли весть какую принёс, так говори, аль язык проглотил со страху? – гневно промолвил князь и тут же пожалел о сказанных в порыве минутного раздражения словах. «Парень-то причем, его ж послал кто-то, а я на него накричал сгоряча», – уже не произнёс, а подумал Олег, увидев, что молодой посыльный аж позеленел от страха.
– Прости, князь, но меня Шига к тебе послал, про коней поведать, что подохли вчерась, – сглатывая слова, произнёс, заикаясь, паренёк. – По первой не посылал, когда лошадка-то твоя помёрла, а тут, когда целых пять, так он и послал к тебе, что неспроста это всё, вот.
Посланцу было от силы лет пятнадцать, и он, конечно же, впервые разговаривал с князем и поэтому, сам того не желая, весь дрожал от волнения.
– Ты что несёшь, дурень, кто там у вас помер вчерась да потом? – тут князь разозлился уже не на шутку. – Кто такой Шига, у кого там конь мой издох? Я коня своего два часа назад сам видел, жив он был, живёхонек.