Олег перед отъездом Горику наказ дал – за ранеными приглядеть да новых воинов для дружины вербовать и учить. А если враг какой его новых подданных тронет, так помочь им оборониться от новой беды. Но к зиме велел назад вернуться, а людей своих, из тех, кого оставил, велел не неволить, если захотят остаться – пусть, ему, князю, в новых землях свои люди нужны. Радимичи теперь хоть и данники княжьи, но не рабы, а подданные.
Сидя на старом березовом пне в окружении двух десятков пореченских парней и троих русов во главе с Гориком, Кежайка наблюдал за поединком. Новгородец Юша, худощавый княжий дружинник средних лет из кривичей, ловко уклоняясь от наседавших на него противников, кружил по поляне так, словно вел не учебный бой, а демонстрировал окружающим развеселую пляску. Бойкий Ропша и Пешка – курносый полноватый паренек, тяжело дыша, кружили вокруг приземистого воя, размахивая березовыми болванками, вырезанными в виде мечей. Юша держал в одной руке такое же учебное оружие, а вторая, раненая, рука на перевязи была прижата к груди. Все трое замерли, высматривая слабые места в защите противника. Первым не выдержал непоседа Ропша. Он замахнулся и бросился на кривича с поднятым над головой деревянным мечом. Но тот, спружинив на полусогнутых ногах, опережая противника, втянув голову в плечи, бросился навстречу и ткнул парня под ребра березовой деревяшкой. Удар был не сильный, не удар – тычок, иначе ребра треснули бы враз. Если бы в руках у Юши был меч, а перед ним не товарищ по поединку, а враг, то он, конечно же, вложил бы в удар силу, способную пробить, как тряпку, кованую кольчугу и разворотить грудь до самого сердца. Но сейчас Юша просто сбил своему сопернику дыхание, и тот, скрючившись, повалился на землю, жадно глотая воздух. Для того чтобы расправиться с оставшимся в одиночестве Пешкой, ловкому новгородцу понадобилось не больше трех секунд. Кежайка и окружавшие его славянские парни восторженно загудели.
Ему снова пришлось сменить имя. Свое настоящее он уже успел забыть, и радимичи, переведя его хазарское имя Тилмай, стали звать его Толмач, против чего бывший Кежайка – буртас нисколько не возражал. Жизнь его снова переменилась к лучшему. Когда Олег сообщил радимичам, что отдает пленных на правый суд поселян, Тилмай понял, что жить ему осталось совсем недолго. Злобные пореченские мужики хмуро глядели на связанных хазарских воинов, и эти взгляды не сулили им ничего хорошего.
– Не убивайте, я не воин, я раб, – закричал будущий Толмач, упав на колени перед своими судьями. – Из буртасов я, не степняк, не хазарин. Пощадите!