Листва облетела. Смотреть на ветки теперь можно было лишь с чувством некоторого сожаления: до того сиротливыми и жалкими они выглядели. Но ничего необычного, непривычного в этом не было. Так же сиротливо раскачивались черные мокрые ветки и прошлой осенью, и позапрошлой, когда еще не гремела война и улицы тянулись чистыми, без развалин, а в окнах вместо фанеры блестели стекла. И люди не носили с собой противогазов и хлебных карточек.
Значит, причина непривычного, беспокойного чувства, заглянувшего к людям, крылась не во времени года, не в потерявших листву деревьях, а совсем в другом.
Уже несколько дней в Туапсе не объявляли воздушную тревогу…
Как же так? Почему? А ее ждали. Ждали с беспокойством, как ждут печальное, но неотвратимое известие.
1
— Я просил их прислать мужчину.
— Мне нужно сожалеть, что я женщина?
— Ради бога! — Майор Куников всплеснул руками. И решительно: — Я не требую этого. Наоборот, родись женщиной, не считал бы себя несчастным.
— Разумеется, красивой женщиной, — сказала Галя.
— Вы мне нравитесь. Если бы вы пришли ко мне в газету, вас встретили бы не так грубо.
— У вас была газета?
— До войны.
— Где?
— Далеко. В Москве.
— Я приду к вам после войны.
— Это толковый разговор. Только — для справки — я человек женатый.
— Не имеет значения. Я всегда влюбляюсь в своих начальников.
— Ценное качество!
— Как вас зовут, майор?
— Цезарь.
— А меня Галя.
— Хорошее имя.
— Я тоже хорошая.
— Тем более нельзя брать в десант. Хороших женщин надо беречь, чтобы они после войны красивых детей рожали. После войны нужны красивые дети.
— Сначала нужно победить.
— У вас железная логика. Я бы назначил вас заведующим отделом.
— Благодарю за доверие. Возьмите лучше в отряд.
— Ты знаешь, что такое десант, Галя?
— Теоретически.
— А в атаку, в штыковой бой ходила хоть раз?
— Нет. С парашютом тоже не прыгала, сырую оленину не ела, на слонах не ездила…
— Давай, давай! — дирижируя рукой, сказал Куников.
Он стоял на пристани, спиной к морю, серому, словно отлитому из металла. Узкая пристань темными, мокрыми от дождя досками вклинилась далеко в гавань. Чистенький сторожевой катер швартовался к пристани, ощетиниваясь, точно еж, стволами зенитных пулеметов.
— Давно радисткой? — спросил Куников.
— Второй год.
— А на фронте?
— Второй год.
— Контузий не было?
— Н-нет… — Галя покачала головой.
— И ранений?
— И ранений…
— Ладно, Галя… Добро. С жильем устраивайся в городе. Экипаж забит матросами. Они, как мне известно, к молодым красивым девушкам неравнодушны… На устройство быта даю тебе восемнадцать часов. До завтра!