Передайте спасибо тов. Горобцу Н. И. за то, что он рассказал читателям о замечательном подвиге моих боевых друзей.
Никто не забыт, ничто не забыто.
До свидания.
Валентина Афанасьевна Иванова,
бывшая санитарка,
кавалер орденов Славы II и III степени и ордена Красной Звезды».
13
Пожалуй, все в районе знали, что кулинария — хобби Захара Матвеевича. Надев фартук и колпак такой белизны, что ее даже нельзя было сравнить со снегом, Захар Матвеевич преображался. Сухость и строгость, точно шляпа и плащ, оставались где-то в прихожей. Лицо директора излучало теперь улыбку, голос становился мягким, почти нежным:
— Пряности — существенная деталь в колдовстве, которое люди в силу усталости и неприхотливости иногда называют приготовлением пищи. Это хорошо чувствовали древние. Не случайно пряность кориандр называли в библии манной небесной. Сколько здесь уважения, преклонения, наконец, восхищения… А мы сегодня называем эту «манну небесную» просто кинзой.
Николай Иванович вспомнил, что однажды у плиты рядом с Захаром Матвеевичем стояла Светлана, в фартуке, в белой косынке, а его почтенная супруга и Николай Иванович заглядывали в проем двери, не смея помешать священнодействию.
Захар Матвеевич был в ударе. Говорил охотно и молодо.
— Мне вспомнился один забавный исторический случай. Однажды кто-то из журналистов обратился к Талейрану с вопросом: в чем, по его мнению, разница между национальным характером французов и англичан. Усмехнувшись, старый дипломат ответил: «В туманной Англии есть триста религий и три соуса, а в солнечной Франции — три религии и триста соусов».
Света улыбалась, но по всему было видно, что она чувствует себя на кухне неуверенно, как человек, впервые ставший на коньки.
— Соусы можно подразделять на три основные группы, — размахивая черпаком, словно дирижерской палочкой, разглагольствовал Захар Матвеевич. — Коричневые, белые, холодные соусы…
Помнится, за столом Светлана тогда сказала:
— Дедушка — гений. Если быть справедливым, то женщины Союза должны завидовать моей бабушке черной завистью.
— А может, голубой?
Констанция Владимировна как-то сказала:
— Черный цвет достаточно благородный и строгий. Я не понимаю логики вашего поколения, придумавшего вульгарное слово «очернительство».
Николай Иванович засомневался относительно «вашего поколения», но так и не выбрал времени заглянуть в словарь Даля. Со временем у него всегда были нелады. Так сказать, полное отсутствие взаимоотношений и дружбы. Он не научился ценить его. И больше всего в жизни презирал торопливость, мельтешение. Он не знал, помогают ли ему в работе, в жизни прогулки по горам, по малоизвестным тропкам. Но он ходил ежедневно, в любую погоду. Просто потому, что ему хотелось этого.