Ни звука от времен прекрасных
На Петроградской стороне,
Все, что от ласк тех безучастных
В любви доступно было мне.
Цветы порока и разврата,
Как жизни лучшие цветы,
Кладу на твой алтарь, утрата,
Во имя падшей красоты.
Страшное дело! Веселое дело!..
В травушке скошенной брошено тело.
Знать, привалило нам счастье такое,
Что там за тело? Не наше — чужое!
Ты ли от страсти лежишь бездыханной,
Светится взор с поволокой туманной?
Полно бранить! Разве ты виновата
В том, что тогда увязались ребята!
Тут не расслабишься — в оба смотри,
Треплют в три хуя красу до зари.
Вот ведь нахальство, скажите на милость,
С кем ты слюбилась и всласть порезвилась!
Ножки раздвинут — и влюбишься с лета,
Первый, последний ли, что за забота!
Мне бы прижаться к тебе посильнее,
Тесно втроем нам — зато веселее!..
Вьются ли кудри, как пух или перья,
Стелятся ласки, как дым повечерья.
С беглым солдатом иль с малым юнцом,
Вскинешь коленки — и дело с концом!
С ними на равных, со мной и подавно,
Господи! как же резвились мы славно!
Я ли с похмелья споткнулся в лугах,
Даром что сажень косая в плечах!
Хуй ли, пизду ли рука твоя водит,
Сердце от счастья слезами исходит.
Страшное дело! Веселое дело!..
В травушке скошенной брошено тело.
В тоске по юности моей
И в муках разрушенья
Неверных вспомнил я блядей,
Утратив впечатленья.
Одну из них я погубил,
В любви, на все готовый,
Одну из множества могил
Оплакал скорбью новой.
Я помню тот заветный час,
Толпа угомонилась,
И на панель ты в первый раз,
Как светлый день, явилась.
Проспект шумел. Там дилетант
И денди хладнокровный
Твое искусство, твой талант
Почтили данью ровной.
И точно, мало я видал
Красивее плутовок:
Твой голос ласкою звучал
И каждый жест был ловок.
Ты розой пурпурной цвела,
Где мы прошли, как тени,
И вскоре всех ты превзошла,
Открыв свои колени.
Исканья старых богачей
И молодых нахалов,
Куплеты бледных рифмачей
И вздохи либералов,
Все, все в пизде твоей слилось
И в сердце вдруг отозвалось!
Со мной ты как-то заперлась
Богиней недоступной
И вся разврату предалась
Душою неподкупной.
В тебя входил я, как солдат,
Наскучив службой ратной;
И каждый вздох, и каждый взгляд
Был бранью непечатной.
Разлитый в поцелуях хмель
И бред продажной ласки
Напомнил синий мне апрель
И свет старинной сказки.
Как ненавистное ярмо,
Одежды с плеч срывая,
Глядел в глубокое трюмо,
Признанья повторяя.
Там, лик закрыв, луна плывет,