— Входи, Гилад, на лестнице холодно, — сказал он.
Я закрыл за собой дверь. Тепло комнаты, приглушенный свет, родители, огонь в камине — все это казалось таким знакомым. Мне захотелось упасть на диван рядом с матерью, скинуть обувь, прижаться к ней, отключиться от всего.
— Ну, что же ты не садишься, милый? — спросила она, касаясь пальцами места рядом с собой.
Я стоял, делая вид, что совсем не рад теплу, огню в камине, музыке.
— Хочешь шампанского, сынок?
Отец приподнял бутылку.
Я посмотрел на него. Брови подняты, легкая усмешка на квадратном лице, пустой взгляд.
— Выпей бокальчик, — сказал он. — Добро пожаловать домой.
— Гилад, — попросила мать, — снимай пальто, сядь рядом со мной.
Я повернулся к ней, снял пальто и вместе с сумкой бросил на пол. Сел рядом с ней. Она обняла меня, сжала мое плечо. Я уставился на огонь, стараясь не моргнуть.
— Нет, — ответил я. — Шампанского не надо.
— Да ладно, милый, оно не повредит, — возразила мама.
— Умилостивительная жертва, — снова приподнял бутылку отец.
Я перевел взгляд с огня на него.
— Умилостивительная жертва?
Отец подошел к камину и поставил бутылку на каминную полку.
— Я знаю, ты сердит на меня, Гилад. Давай выпьем по бокалу шампанского и забудем об этом, хорошо?
— Об этом? — спросил я, глядя на него.
Отец со вздохом покачал головой. Улыбка исчезла вместе с его недолгой веселостью.
— Всю ту, черт бы ее взял, историю, Гилад. Забудем о ней. Чем ты всегда недоволен? Мы тут славно сидели, пока не появился ты со своим настроением.
— Какую именно историю ты хочешь забыть?
Я вспотел, и мама, должно быть, почувствовала это сквозь мою рубашку. Сердце у меня колотилось.
— Гилад, — прошептала она.
Со своего места у камина отец дотянулся до торшера, стоящего слева от меня, и включил его. Резкий свет залил комнату.
— История, которую я хочу забыть, Гилад, — это твоя сварливость. — Он презрительно на меня посмотрел.
Я выдержал его взгляд.
— Майкл, — произнесла мама.
— Что? — спросил он со злостью.
— Выключи, пожалуйста, свет.
— Я хочу посмотреть на нашего сына. — Отец повысил голос. — Давай, Гилад, поцелуй меня и помиримся. Порадуй свою мать.
Его пальцы лежали на выключателе. И под этим белым светом я разглядел его руку. Наманикюренные пальцы, но кожа начала стареть, сотнями морщинок собираясь на пальцах вокруг суставов.
Я улыбнулся.
— Хорошо, — сказал он. — Наконец-то.
Я засмеялся.
— Что смешного?
Я встал. Мы оказались близко друг от друга, зажатые между диваном и затухающим огнем. Спиной он почти касался каминной полки. Я посмотрел ему прямо в лицо. Передо мной стоял старик. Усталые глаза. Кожа на скулах начала обвисать. Ярче обозначились морщины на лбу. Когда в последний раз я стоял так близко от него? Когда его волосы успели настолько поседеть?