— Вы подделка, мистер Силвер. Вы жалки, — сказала она, глядя прямо на него. — Я знаю, мистер Силвер. Давно знаю.
Она вышла из-за своего стола и шагнула вперед, так что на мгновение они оказались очень близко друг от друга. И выходя из класса, она так близко прошла мимо него, что прядь ее волос скользнула по его плечу.
я подумал, что, может, вдохновлюсь, увлекусь этим мероприятием. Все это пение. Гневные лозунги. День был роскошный. Солнце. Холодно. Люди повсюду. Приятно было находиться на улице. Но в настрое толпы было что-то неприятное. Слишком многие жаждали крови. Атмосфера стала накаляться все больше, когда протестующие, промаршировав, заполнили площадь Республики. Девушки, лица которых были разрисованы пацифистскими символами, отправились по домам. Студенты, певшие «Imagine», ушли. На плакатах красовались рядом звезды Давида и свастики: «Сионизм = нацизм».
Я попал в толпу, которая собралась рядом с лотками, где продавались merguez. Купил себе одну и стоял, наблюдая за группой еврейских студентов, к которым приставали пьяные подростки. Я наблюдал вместе со всеми остальными. Возмущенно смотрел на парня, который был заводилой. Мне хотелось его убить. Стоящие передо мной люди ушли, и я оказался на краю тротуара, на одном уровне со студентами, и продолжал наблюдать, не снимая солнцезащитных очков. Потом увидел Гилада и Колина. Я понял, что они здесь благодаря мне. «Участвуйте в жизни мира», — сказал я им. Та усталая речь. И вот они участвовали.
Выступи и покажи своим ученикам, что значит быть храбрым, что значит действовать. Я сделаю это ради них, как мог бы когда-нибудь сделать это ради собственных детей. Несмотря на страх, я встану на их защиту. Отделюсь от толпы на шаг.
Я не думал, что они меня видели. Я стоял неподвижно, притворяясь, будто направляю всю свою энергию на того агрессивного парня. И когда он ударил студента прутом и снова замахнулся, я сошел с тротуара и велел ему прекратить.
— «Arrête!» — сказал я.
И оказался в круге тишины, и смог разглядеть его до мельчайших деталей. Больше я ничего не сказал. Он мгновенно понял, что у меня ничего больше нет.
Гилад и Колин тоже меня видели. Своего учителя-лицемера, стоящего в одиночестве на улице, молящегося, чтобы слова «хватит» хватило, и понимающего, что не хватит.
Пришел и ушел субботний вечер. Был почти час ночи. Я встал с кровати, оделся и вышел на улицу.
Я направился к Сене, прочь от шума улицы де Бюси, и дальше по темнеющей улочке. Свернул в маленькую арку и ступил на булыжную мостовую перед Институтом Франции. Я не мог заставить себя идти по мосту Искусств. Огни, отражающиеся в воде. Пьяные студенты, бренчащие на гитарах. Вместо этого я сел на лестнице на краю площади, залитой зловещим оранжевым светом.