Проведя таким образом полчаса, когда часы показали четверть восьмого, я пожалел, что недоработал свой план. В это время одно из моих такси показалось из-за угла и остановилось возле меня. Водитель подозвал меня и открыл дверь.
— Они уехали, парень.
— На вокзал?
— Похоже. В эту сторону. — Он развернул машину на сто восемьдесят градусов и надавил педаль газа. — Они появились из выхода у стоянки такси и сели в одно из них. Тони у них на хвосте.
Мне не надо было его пришпоривать: машина и без того летела во весь опор. Часы показывали девятнадцать минут восьмого — одиннадцать минут до отправления поезда в 7.30 на Нью-Йорк. Через четыре минуты мы лихо подкатили к стоянке у вокзала. Я выскочил. Чуть впереди нас какая-то женщина расплачивалась с водителем, и за её спиной стояла девочка.
— Ты что, идиот! — прорычал мой водитель. — Они же не слепые!
— Всё в порядке, — заверил я его. — Они знают, что я за ними слежу. Это война нервов.
Откуда-то появился Тони и я освободился ещё от одной пары пятёрок, а затем прошёл на станцию. Работало только одно окошечко кассы, и мамаша с девочкой стояли возле него. Праздной походкой я подошёл к расписанию поездов. В запасе у меня было ещё три минуты, и я собирался было посмотреть через плечо, чем они заняты, когда они пробежали мимо меня, держась за руки. Дочка была впереди и тащила за собой мамашу. Стоя у последнего вагона состава, я видел, как они забрались в свой вагон, но стоял на платформе до тех пор, пока не был подан сигнал, и колёса не начали вращаться. Только после этого сел и я.
В вагоне-ресторане народу было немного. Я заказал двойной апельсиновый сок, лепёшки с жареной ветчиной, кофе, французские гренки, пирожки с колбасой, виноградное желе и ещё одну чашку кофе. Мои отношения с желудком наладились, и мы с ним решили забыть обо всём, что случилось.
Я решил пойти взглянуть на семейку. И тут мне стало стыдно за себя. Ещё совсем недавно голод так мучил меня, что я и думать забыл о том, что другим, быть может, тоже хочется есть. Но когда, пройдя три вагона, я увидел мамашу и дочку, я понял, что им несладко. Конечно, у них имелись и другие причины для страданий, но во многом бледность, напряжённость и скорбное выражение лиц объяснялись тем, что им страшно хотелось есть. У них не было времени перекусить что-нибудь до отъезда, а состояние их было таким, что, похоже, им просто в голову не пришло, что можно поесть и в поезде.
Я прошёл в конец вагона, повернулся лицом к пассажирам и прокричал:
— Завтракайте в вагоне-ресторане, находящемся в трёх вагонах впереди! Умеренные цены!