Что тут началось!
Откашлявшийся главный экономист вскочил, воздел над головой кулак и закричал, что теперь вот где все у него, что знает всё обо всех и готов немедленно предоставить материалы. От избытка чувств он зачерпнул горсть салата из раковых шеек и швырнул в коммерческого директора, да так ловко, что залепил оба глаза.
Все уже слышали о срочном вылете Кобельмана из страны и нескольких крупнейших сделках, проведенных сегодня его людьми, поэтому восприняли заявление Загорского с надлежащей серьезностью. Гости так быстро рванули из зала, что несколько столиков опрокинулось, и в дверях образовалась пробка.
Загорский сначала молча наблюдал за воцарившимся хаосом, затем торжествующе захохотал. Смех его добавил ужаса, газовики и нефтяники, толкаясь, спешили выбраться на улицу, а оттуда — сразу, без промедления, в аэропорт.
Виктор Сергеевич вдруг почувствовал, что воздух почему-то перестал поступать в легкие, смех сменился отрывистым кашлем, а к лицу прилила горячая кровь.
Загорский схватился за горло, несколько секунд простоял неподвижно и рухнул спиной на гулкую сцену, прямо к ногам вконец потерявшейся чернокожей певицы.
* * *
Когда за Рудаков вышел на улицу, его сразу же окликнул Дискин.
Почтенный издатель припарковался перед самым входом, прямо под запрещающим знаком, но, судя по отсутствующему взгляду ГИБДДешника, этот вопрос власти не сильно беспокоил.
— Тёма, здравствуйте! А я за вами!
Иосиф Давидович приподнялся с водительского места Ауди и помахал рукой.
— Тёма, присаживайтесь!
Рудаков подошел к машине и постучал ладонью по крыше.
— Новая?
— Ну, что вы! Разве не помните, это служебная, уже два года.
— Точно. А что без водителя?
— Знаете… — Дискин запнулся, откашлялся и зачем-то поправил галстук. — Я решил сам. Присаживайтесь!
Рудаков широко улыбнулся.
— Я, знаете, как-нибудь… Багажа нет.
Он показал пластиковый пакет с вещами, еще раз хлопнул по машине, развернулся и пошел прочь.
— Тёма!
Дискин закричал так громко, что Рудаков остановился и оглянулся. Иосиф Давидович выскочил на тротуар, оставив дверцу открытой, и стоял потерянный, с опущенными руками и просительным взглядом.
— Тёма, прошу вас! Очень прошу! Ну, хотите, на колени встану.
Рудаков медленно подошел, посмотрел на печальное лицо Дискина, на машину, на пустую автобусную остановку и сказал:
— Не надо на колени. Поехали.
Издатель расцвел, затолкал Рудакова в машину, вприпрыжку обежал капот и уселся за руль.
Минут десять они проехали в молчании, пока не остановились на светофоре у Третьего Кольца.
— Артемий, — решился, наконец, Дискин, — мне очень нужно с вами поговорить.