— Говорите, — ответил Рудаков, сосредоточенно глядя в окно.
— Можно не здесь? Как вы относитесь к кружечке хорошего пива?
— Не сейчас. Я насквозь провонял тюрьмой. Сначала горячий душ.
— Зачем душ! — воскликнул Дискин, — Это я, старый дурак, должен был заранее подумать! Пойдемте в баню, а? Сандуны?
— Иосиф Давидович, я хочу домой.
— Тёма, послушайте старого опытного человека. Давайте сначала поговорим. Вы помните, когда я о чем-то вас просил?
— Нет.
— А сейчас прошу. Заметьте, второй раз. Это нужно и мне и вам.
— Ну, хорошо, — сказал Рудаков, — только никакой бани. И пива. Голова болит. Кофе с молоком. Почему-то три дня хочу кофе с молоком. У вас такое бывает?
Дискин затормозил так резко, что не пристегнутый Рудаков едва не вылетел из кресла, а ехавшая сзади машина возмущенно засигналила.
— А вот и кофейня, — жизнерадостно воскликнул Дискин, — на ловца, как говориться… Пошли!
В кафе Иосиф Давидович принялся очень внимательно изучать меню, но когда подошел официант, попросил стакан воды без газа. Рудаков заказал кофе с молоком, но, сделал глоток, почувствовал сильнейшую тошноту и отодвинул чашку.
— Не понравилось? — участливо спросил Дискин.
— Не хочу.
— Но, может, еще захотите…
Издатель откашлялся, собрался с духом и сказал неожиданно высоким голосом:
— Артемий, знаете… я хотел попросить у вас прощения.
Рудаков ничего не ответил. Он смотрел в окно на проезжающие машины.
— Артемий, я все понимаю. Я очень виноват. Но послушайте меня…
— Собака, — вдруг сказал Рудаков.
— Что? — опешил Дискин.
— Смотрите, собака переходит улицу на зеленый свет. Интересно, это эволюция? Она умнеет?
Издатель тяжело вздохнул.
— Я понимаю вас. На вашем месте я даже не стал бы разговаривать. Но вы — человек великодушный. Поверьте, никто так меня не презирает, как я сам. Подумать только, одна ошибка… хотя нет, это не ошибка. Преступление. Один раз — и чувствуешь себя последним подонком.
— Почему? — удивился Рудаков.
— Тёма, прошу вас, не надо так. Знаете, я готовил заранее сильную речь. А я умею говорить, поверьте. Я хотел рассказать, как меня запугивали, угрожали семье, вывозили за город… А ведь ничего этого не было! Ни-че-го! Они просто попросили сделать одолжение! А я… Я испугался. Не чего-то конкретного, а так… предстоящей суеты. А на следующий день почувствовал такое… Это даже не стыд. Я умер, понимаете, умер как человек. А у меня дети, и я должен им смотреть в глаза!
— Правда, не понимаю, почему вас это так волнует. Вы хотите, чтобы я вас простил? Хорошо. У меня нет к вам никаких претензий. Вы довольны?