Добрый-Пролёткин семенящими шажками вошел в кабинет, уселся на краешек стула и, улыбаясь, сообщил:
— А я все решил.
— Что? — удивился Загорский.
— Я договорился с Султаном. Обо всем.
— Ну! И каким образом? Пообещал ему мою почку?
— Что вы, Виктор Сергеевич! Султан Магомедович — вполне цивилизованный человек. Он прекрасно умеет идти на компромиссы, особенно если сам оказался в неприятной ситуации.
— Возможно-возможно… плохо быть заложником слова. На всякий случай спрячь куда подальше Колушевского — фасад ему попортить могут, а то и похуже. Чтобы я его не видел.
— Будет исполнено. Султан вовсе не горит желанием устаивать разборки, хотя… тут вопрос репутации.
— Как мы и думали. Ладно…
Виктор Сергеевич, наконец, собрался, сел в кресле ровно, расправив плечи и, как прежде, жестко и внимательно посмотрел на советника.
— Итак, все по плану?
— Так точно. Менты согласны, Султан тоже. Начинаем?
Загорский немного помолчал, в задумчивости барабаня пальцами по столу.
— Виктор Сергеевич, начинаем? — повторил Добрый-Пролёткин, подпрыгивая на месте от нетерпения.
— Смотри, Иван Степанович, у меня чувство, как будто мы делаем что-то паскудное. Прямо сейчас. Как думаешь?
— Что есть паскудное? Кто знает, какая дорога ведет к благу, а какая — к добру? Мы можем предполагать, а поступать должно так, как указывает Провидение. И потом, разве вы не знаете, что дела добрые нередко бывают сотканы из злодейств?
— Да ты, Иван Степанович, философ! Пример привести можешь?
— Пожалуйста! Например, война даже за правое дело состоит из отдельных мерзостей, подлостей, крови и дерьма. Сколько заповедей нарушают победители? Но победа очищает все. Разве нет?
— Как всегда прав, — вздохнул Загорский, — давай, приступай.
* * *
Загорский не ночевал дома уже двое суток, благо комната отдыха была оборудована не хуже номера пятизвездочного отеля. Он не хотел встречаться с Риммой. Но дальнейший уход от разговора походил бы на бегство, а этого он допустить не мог. Тем более, разговор все равно состоится, и какая разница — днем раньше, днем позже…
Римма как будто его ждала. И не просто ждала — а долго и тщательно готовилась к встрече. В зале — полумрак, на столе — свечи, бутылка вина, два бокала и тарелка фруктов.
— Будешь?
Римма спросила будничным голосом, словно ничего не произошло. Загорский молча обошел стол, сел напротив жены и взял бутылку.
— Ого! «Муттон Ротшильд»! Хороший вкус.
— Хороший учитель был, — спокойно сказала Римма безо всякого выражения, просто констатируя факт.
Он смотрела прямо в глаза, не отводя взгляд, и в ее темных зрачках плясали оранжевые отблески.