Блор воскликнул:
— Надо его разыскать, — и ринулся к двери. Остальные последовали за ним. Вера замыкала шествие.
Когда они спускались по лестнице, Армстронг бросил через плечо:
— Конечно, он мог остаться в гостиной.
Они пересекли холл. Армстронг громко позвал:
— Уогрейв, Уогрейв, где вы?
Ответа не было. Дом наполнила мертвая тишина, нарушаемая лишь мягким стуком капель дождя.
Потом возле входа в гостиную Армстронг остановился как вкопанный. Другие же столпились сзади и заглянули в комнату через его плечо. Кто-то вскрикнул.
Господин судья Уогрейв сидел на своем стуле с высокой спинкой в конце комнаты. По обеим сторонам горели две свечи. Но больше всего шокировало и поразило их то, что он был облачен в алую мантию с судейским париком на голове…
Доктор Армстронг жестом приказал остальным держаться поодаль. Он сам: подошел к молчаливой фигуре с открытыми глазами. Он немного покачивался, словно пьяный.
Он наклонился, вглядываясь в спокойное лицо. Потом быстрым движением снял парик. Тот упал на пол, обнажив высокий лысый лоб с круглой меткой в самом центре, из которой что-то сочилось.
Доктор Армстронг поднял безжизненную руку и прощупал пульс. Потом повернулся к остальным.
Он произнес бесстрастным, мертвым, каким — то далеким голосом:
— Его застрелили…
Блор сказал:
— Господи, револьвер!
Доктор продолжил все тем же безжизненным голосом:
— Пуля попала ему в голову. Смерть наступила мгновенно.
Вера нагнулась к парику и сказала дрожащим от ужаса голосом:
— Это же исчезнувшая серая шерсть мисс Брент…
Блор подхватил:
— И алая занавеска из ванной…
Вера прошептала: «Так вот для чего они понадобились…»
Неожиданно Филип Ломбард засмеялся высоким неестественным смехом.
— «Пять негритят судиться пошли. Один вошел в суд канцлера, и тогда их осталось Четверо». Пришел конец господину Кровавому судье Уогрейву. Больше не будет он выносить приговор! Больше не будет надевать черную шапочку! В последний раз он председательствует в суде! Не будет больше суммированных и смертных приговоров невинным. Как бы засмеялся Эдвард Ситон, будь он здесь! Боже, как бы он смеялся!
Его истеричная вспышка шокировала и испугала остальных.
Вера воскликнула:
— Только сегодня утром вы говорили, что это был он!
Лицо Филипа Ломбарда изменилось — протрезвело.
Он низким голосом произнес:
— Знаю… Что ж, я ошибался. Невиновность еще одного из нас доказана — слишком поздно.