И вот теперь я лежу на заднем сидении машины сопровождения с закрытыми глазами, и думаю о невестах, что ждут нас в замке Нашер.
— Как он? — спрашивает Мист, успевший занять водительское место.
— Заснул наконец, — прислушивается к моему дыханию Терри. Тянется в проход и неожиданно подтыкает, как маленькому, стиранный и латанный плед, купленный когда-то нами на первом задании, и с тех пор путешествующий с нами в машине как талисман на удачу.
— Как ты думаешь, может ему в этот раз повезет? Так больно за командира, такой мужик мировой, и собрался по путям Прерванных Линий, — это снова Мист.
— Ты же знаешь, какой он упрямый, — вздыхает Терри, и я прямо вижу, как заостряются черты его лица и он отводит глаза, — услышал однажды, как его одна курица уродцем назвала, так теперь никого и близко не подпускает. Когда он жил в доме его отца, ему часто доставалось за то, что он на маму похож.
— Да их, женщин, не поймешь, — явно кривится Мист, — и чего им надо?
— Знал бы — давно бы Сая женил. Сам-то из-за него до сих пор не женился, я человек простой, мне особенного никого не надо. Но как его бросишь одного, пропадет ведь? — бормочет Терри.
— О, смотри, Нашер показался! — радуется Мист, — Командира будить будем?
— Пусть поспит, — просит Терри, — кто знает, что его еще там ждет?
— Кто знает, — соглашается Мист, и под мерный шорох шин по покрытию я наконец-то уплываю в сон.
К воротам города, раскинувшегося вокруг замка Нашер (между прочим, включенного во всемирное историческое наследие) я подошла примерно через час, влившись в поток других путников, которые постепенно, на перекрестках с тропинками, дорожками и дорогами присоединялись к общему движению. Пару раз мимо проезжал громоздкий колесный транспорт, словно сошедший с иллюстрации учебников по истории, оставляя за собой едкий запах. Толпа расступалась по обочинам, унося меня с собой, потом снова возвращалась на дорогу. К счастью — гужевого транспорта и верховых лошадей замечено не было, и я невольно перевела дух. Живых лошадей я видела немного, в зоопарке и в развлекательных парках, а последний раз я очутилась в седле в десятилетнем возрасте, и то только для того, чтобы папа сделал красивую фотографию для моей странички в соцсети. На меня поглядывали с любопытством, но заговаривать не решались, а я старалась идти, не поднимая глаз, и старательно прислушивалась. Говорили тут на местном диалекте всеобщего, вполне понятном, но немного архаичном, и я снова вздохнула с облегчением: оказаться еще и без возможности объясниться с аборигенами было бы очень некстати.