– Уланы! – скосив глаза, сквозь зубы пробормотал отец Амвросий. – Отборные татарские сотни. А впереди – Маметкул-царевич.
– Лихо идут. – Углядев Маметкула, младшой воевода покусал губу и жестом подозвал оруженосца – молодого молчаливого парня из разорившихся курских дворян, звали парня Якимом. – Давай-ка, Якиме, пищалицу мою хитрую.
Оруженосец живо сдернул с плеча атаманскую винтовую пищаль, размерами больше напоминавшую аркебуз, нежели мушкет, – легонькую.
Зарядив оружие, Иван завел пружинку… вскинул приклад к плечу, положил ствол на рогатинку… прицелился…
– Бабах!!!
Пуля угодила Маметкулу в кирасу, мигом вышибив незадачливого царевича из седла – он так и покатился кубарем, вверх ногами. Жив ли? Нет?
Татары замялись, закружили, завыли… Тут же грянул дружный мушкетный залп, за ним еще один… и еще… Снова заговорили пушки.
Спешившись, телохранители бросились к Маметкулу, потащили к реке – больше уже, пожалуй, и некуда было. Иван проворно вытащил из-за пояса подзорную трубу, глянул… Черт! Жив, царевич-то!
И, опустив трубу, набрал в грудь побольше воздуха, закричал, что есть сил по-татарски:
– Маметкул убит! Царевич Маметкул убит! Горе нам, горе!
Средь порохового дыма и грома выстрелов было не понять, кто кричит. Да и не расслышать особо – так, отдельные слова слышались.
И все же… ведь все видели, как царевич слетел с коня! На полном скаку… А теперь – еще и эти крики.
– Царевич убит! – подхватили татары. – Горе нам, горе!
Вражеское войско охватила паника, все уже не сражались – бежали, кто куда.
А казаки Ермака Тимофеевича – русские, немцы, литовцы, татары – спокойно делали свое дело:
– Заряжай. Целься! Пли!!!
Желто-голубое, шитое золотом знамя Ермака с изображением льва и единорога победно развевалось над опустевшей засекой.
Глава II
Осень 1582 г. Кашлык
Остяцкие сказки
Стены ханской столицы и впрямь оказались подгнившими, кое-где и вообще торчали дыры, правда, вал казался высоким, и если б в осыпавшихся местах с уменьем расположить пушки, то…
– Не, атамане, – покачал головой отец Амвросий, словно бы подслушавший мысли идущего рядом Ивана. – Вряд ли б тут и пушки помогли. Тем более пороха-то у Кучума и в самом деле не было – ты слыхал, чтоб татарские пушки палили?
– Нет.
– Вот и я не слыхал.
Богатый город Кашлык, столица сибирского ханства, после разгрома татарской рати и бегства правителя лежал у ног победителей, словно готовая на все гулящая девка. Часть жителей ушла вместе с остатками войска, но большинство осталось, надеясь, что «проклятые урусуты» все же окажутся не такими демонами, как их описывали биричи Кучума. Тем более – хан сбежал, войско сбежало, и что же – дом, имущество нажитое вот так вот запросто бросить? Хорошо тем, у кого злато да серебро имеется: сунул в мешок да на коня – в степи, богатому везде хорошо, как, впрочем, и нищим побирушкам – этим вообще все равно, где и под кем жить, какая разница? Да и защищать нечего. А вот тому, кто не такой уж бедняк, но и не богатей, не уважаемый всеми купчина – торговец мехами и людьми, не витязь благородный? Дом, семья, небольшой земельный надел, мастерская? Это все здесь оставить? А на новом месте что? Вот потому-то и не ушли люди, попрятались пока, выжидали – понимали: грабеж поначалу будет жуткий, как не быть?