Волков поворотился, он смотрел в лобовое, залитое струями воды стекло и теперь отвел глаза, повернул голову вправо и увидел светловолосого мальчика. Мальчик поднялся с сиденья и тянул Волкова за рукав.
— Тебе одному нет места, — сказал мальчик. — Обидно тебе, да? Садись, дядя.
Волков улыбнулся. «Ишь ты, клоп какой, — растроганно подумал он. — О чужом дяде позаботился…»
— Спасибо, малыш. А как же ты?
— Я к маме на колони сяду.
И тут Волков увидел маму.
Мама была как мама, разве что кос таких Волкову давно не доводилось видеть, не в чести косы у нынешних женщин, то ли не по моде, то ли волос не хватает, вот косы Волков и заприметил. Мама не сразу вникла в завязавшийся разговор, думала о своем, глядя в окно, или просто любовалась ярившейся грозой, потом до нее дошел смысл сыновних слов, она густо покраснела, стремительно отодвинулась к стенке, притянула к себе мальчонку.
— Садитесь, пожалуйста, — проговорила она. — Извините.
Волков продолжал улыбаться, поступок мальчугана, скорее та непосредственность, с какой он уступил место, привела Волкова в благодушное настроение, хотя во все дни пребывания в этом лесном краю его не оставляло ощущение умиротворенности и покоя.
— Пожалуй, сяду, — сказал Волков, осторожно опускаясь на сиденье.
Между ним и женщиной осталось пространство, будто они, не сговариваясь, создали вдруг пограничную полосу.
Письмо от Жака Федорова капитан траулера «Рязань» Игорь Васильевич Волков получил у берегов Юго-Западной Африки, в Уолфиш-Бее, когда подошел к рефрижератору «Алексей Венецианов», чтоб передать на него четыреста тонн серебристого хека. «Венецианов» доставил из Мурманска почту, с ней и пришла весточка от Женьки.
А через три месяца «Рязань» уже швартовалась в Мурманске, на Петушинке, у новых причалов рыбного порта. У Волкова выпадал по срокам отпуск, траулер ставили в ремонт на шесть недель, тут и решил капитан навестить Евгения Федорова, глянуть на хваленую его Мещеру, куда Федоров уехал двумя неделями раньше.
Федоров встретил Волкова в Рязани и сразу увез капитана рыбачить на озере Тинки, купаться в Оке, дышать сосновым воздухом монастырского бора в Солотче.
Сам Федоров пропадал на острове, где пятый год уже расположилась станом морская дружина имени Евпатия Коловрата — летний спортивно-трудовой лагерь для «трудных» подростков. Федоров каждый летний отпуск занимался дружиной, поскольку детство провел в приюте и сам в свое время числился в «трудных», хотя слово тогда такое еще не придумали… Но и о Волкове Федоров не забывал. Приводил его к себе в лагерь, еще один капитан — это же чудо для рязанских мальчишек… Бывало, и так заскакивал к Волкову, вдвоем они купались на речке, валялись на пляже, толкались по улицам, заполоненным курортниками и туристами, любовались башнями-мачтами монастыря или бродили среди желтых сосновых стволов утопившего поселок леса.