По дуге большого круга (Гагарин) - страница 229

Как бы то ни было, а машина Вале пригодилась. Она вывозила на ней ребятишек за город, ездила в соседнюю Литву навестить родичей в деревне, привозила оттуда продукты, иногда, когда я провожала Стаса в океан и оставалась одна, мы отправлялись с нею вдвоем на заброшенную бетонку Берлинского шоссе и гнали «Волгу» на бешеной скорости, загоняя в тяжелые плиты глухую бабью тоску.

Подружились мы с Валей, когда ее Рябов перебрался к Журавской, родившей от него сына. История получила серьезную и — увы — скандальную огласку. Рябова увещевали, грозили переводом на берег, он упирался, потом поехал в Ригу, в Москву, и оттуда последовали вскоре советы оставить такого знаменитого и прославленного капитана в покое.

А главное, конечно, было в том, что Валя ни разу не пожаловалась на Рябова. Более того, когда ее пригласили для беседы и, что греха таить, намекали на необходимость определенных действий с ее стороны. Валюша в довольно резкой форме, это она умеет, заявила, что предоставляет мужу полную свободу, считает его достойным человеком, и если его попытаются опорочить, то она, его бывшая жена, которая не перестала, однако, оставаться матерью детей Рябова, сама начнет кампанию против людей, намеревающихся запятнать доброе имя отца ее дочерей.

На этом все и кончилось. Я ругала ее только за то, что она уступила Журавской квартиру, а Валя смеялась в ответ и говорила, что у Рябова теперь сын, он так хотел наследника, и этот сын вырастет и приведет в дом невесту, ему нужна будет комната. А выросших дочек разберут парни, а ей одной хватит в старости и небольшой квартиры.

Не верила я в эту Валину беззаботность, ее спокойный тон, когда она говорила о новой семье Рябова, лихость, с которой бросалась в беспросветность трудной доли оставленной мужем жены с двумя детьми на руках. Эльвира пошла уже в первый класс, а Янке было всего четыре годика… Когда еще они вырастут, а парни возьмут их замуж! Но какой совет могла дать Вале я, сама оставившая попавшего в беду мужа? Оказывать посильную помощь этой «неполноценной» семье, как обозвала ее однажды Журавская, быть рядом с Валей, тактично, неназойливо подставлять по мере надобности свое плечо — вот и все, что могла дать я подруге.

Завтракала торопливо, хотела пораньше прийти к Вале, помочь ей собраться, и теперь думала: не поведать ли ей о сегодняшнем страшном сне? Сама она любила рассказывать мне ночные виденья, комментировала их, знала множество провидческих свидетельств, толкований, умела построить из какого-нибудь подсознательного символа целую цепь логических суждений, хотя никогда и слыхом не слыхала ни о психоанализе, ни об учении Зигмунда Фрейда и его последователей.