— А теперь что? — поинтересовался я.
— Не будем ничего делать... просто сиди. Нет, не двигайся, черт побери!.. Мы должны кончить вместе.
— Что это — опять сексуальная магия Амиэль?
— Нет, — ответила она. — Но это из другой ее книги, которую я однажды читала.
— Ты уверена, что все хорошо запомнила? Я хочу сказать, это здорово, но ведь ничего не происходит. Ты когда-нибудь пробовала делать это раньше?
— Заткнись. Это не твое дело. Разумеется, не пробовала! С кем еще я могла это делать, дурачок?
А теперь тебе надо сосредоточиться. Представь себе, что ты весь превратился в член... так сказано в книге.
Мы сидели вместе в молчании. Я честно пытался выполнить ее распоряжение, вытеснив все мысли из моего разума, чувствуя каждый дюйм своей плоти в ее теле. Втайне я думал о том, что это глупо, но тем не менее сосредотачивался, а затем вдруг почувствовал головку своего члена, прикасающуюся к отверстию ее матки, ее внутренние губы, смыкавшиеся вокруг меня.
Маран ахнула.
— Я сказала, не двигайся!
— Я не двигаюсь! Это ты пошевелилась.
— Нет, — возразила она. — Только не там.
Она часто задышала, и ее ноги крепче обвили мою спину.
— О, боги! — простонала она.
Клянусь, я оставался совершенно неподвижным, но ощутил, как кровь закипает во мне. Весь мир сжался до размеров маленького, темного места, где были лишь груди Маран, прижатые к моей груди, ее язык у меня во рту и обжигающее тепло ее сокровенных глубин, а потом даже это исчезло в странном, внезапном даре богов.
Спустя долгое время я очнулся и увидел, что лежу рядом с нею. Мы оба взмокли от пота, и я чувствовал себя беспомощным, как новорожденный младенец.
— Если хочешь, можешь снова позаимствовать у нее эту книжку, — через силу прошептал я. — Это было... занятно.
— М-мм, — промычала она, поглаживая волосы на моей груди.
Некоторое время мы лежали в молчании.
— Скажи, будет война? — неожиданно спросила Маран.
— Довольно странный вопрос в такой момент.
— Так будет или нет?
Я вздохнул.
— Да. Боюсь, что так.
— Боишься? Не лги мне, Дамастес. Я знаю: ты солдат, и должен воевать. Такова твоя жизнь, и наверное, такой она будет всегда.
— Да.
— Когда ты уйдешь на войну, я надеюсь, что буду носить твоего ребенка, — сказала она.
Я ощутил прилив гордости, смешанной с неуверенностью и тревогой. До Маран я никогда не думал о собственных детях, полагая, что женюсь после выхода в отставку, если доживу до этого, и обзаведусь положенным количеством наследников, как делали мой отец и дед.
— Я была бы рада иметь сына от тебя, — мечтательно произнесла Маран.
— А что плохого в дочери?