— Ничего. Но с дочерью можно подождать. Сначала нужен мальчик.
— И ты еще обвиняешь меня в поспешности, — упрекнул я.
Неожиданно у меня появилась идея. Она казалась мне если не абсурдной, то, во всяком случае, преждевременной, но мой язык, очевидно, подчинялся собственным законам, и я сказал:
— Маран, я не хочу иметь незаконнорожденных детей.
— Об этом можешь не беспокоиться, — ответила она. — Любой признанный ребенок Аграмонте является законнорожденным.
— Я имел в виду другое.
— Ты хочешь сказать...
— Да, хочу. Графиня Маран Аграмонте, согласитесь ли вы выйти замуж за бедного домициуса от кавалерии, который будет обожать вас, пока Ирису позволяет ему жить на земле? Ты же знаешь, я люблю тебя.
Наступила долгая пауза, и я вдруг понял, что Маран плачет. Я терзался угрызениями совести, не зная, что сделал неправильно.
— Извини, любимая. Я не хотел обидеть тебя.
— О, мой Дамастес, ты не обидел меня. Ты не можешь меня обидеть. Но... знаешь ли ты, что мне еще ни разу не делали предложения? Мой брак был предопределен заранее, без моего согласия. Разве не забавно? Кроме моей матери, да, может быть, одной-двух нянек, никто не говорил, что любит меня. Эрнад никогда не говорил. Зато теперь сначала ты говоришь это, а потом мой отец... — она снова расплакалась.
Я обнимал ее до тех пор, пока она не успокоилась.
— Знаешь, — начал я. — Если это так тревожит тебя, то я могу снять свое предложение. Я хочу сказать... наверное, с моей стороны было безумием даже думать об этом. Тебе еще предстоит долгая процедура расторжения брака, а я слышал, что жениться сразу же после развода запрещено. Должно пройти какое-то время, и...
— Молчи, Дамастес. Мой ответ — да. Разумеется, я выйду за тебя замуж.
Когда она произносила эти слова, я вознесся на небеса, где обитают боги, и едва не закричал от радости.
— Ты знаешь, что это не может случиться немедленно, — продолжала она. — Несмотря на все искусство стряпчих моего отца расторжение брака займет не меньше нескольких месяцев. Поскольку я принадлежу к роду Аграмонте, вопрос будет передан на рассмотрение Совета Десяти. Мне очень жаль, Дамастес.
— Не жалей, — ответил я. — У меня будет повод воевать доблестно, чтобы поскорее вернуться к тебе.
— Но не слишком доблестно, — предостерегла она. — Потому что ты должен вернуться.
— Можешь не сомневаться, — наверное, я был молод и полон глупой юношеской бравады, однако знал, что переживу эту войну, сам не понимая, почему.
— Значит, можно считать, что мы обручены, — сказала Маран. — Нужно как-то отпраздновать это событие.