Отец, по слухам, вновь в растраты влез, а в кредите ему отказано было. И встал вопрос о продаже земель, которых и без того за последние лет десять убыло. Векселей за княжьей подписью множество ходит, того и гляди, до суда доберутся. Лишеку отчаянно нужны деньги. Он молод, но порядочен, и если слово даст, то сдержит… и собой хорош, верен… идеальное прикрытие. А после, когда фаворитка надоест, то и супругом станет неплохим…
Мысли его высочества были столь явными, что Себастьян поежился и, дождавшись, когда Матеуш отойдет, взял брата под руку, шепнул:
— Лихо, улыбайся… да шире улыбайся… и еще… и сделай вид, что очарован мною…
— Уж прости, дорогой братец. — К счастью, Лишек не выказал удивления. И улыбался старательно. — Ты, конечно, прекрасен, откуда ни посмотри, но я больше по женскому полу как-то… привычней оно мне.
Но к ручке склонился, сделав вид, что целует.
— Лихо, прогуляемся…
— Куда?
— К кустам…
— Звучит нехорошо… не то чтобы я тебе не верил, братец, но нынешний твой облик внушает некоторые подозрения, — говорит и ухмыляется во все зубы, от же Лишья тать.
Себастьян вцепился в братову ручку и, хлопнув веером по груди Лихослава, за собой увлек.
— Дело есть…
— Ну, если дело…
Поклонники конкурсанток уже изрядно общипали розы. И из-за поредевшего куста просматривалась лужайка с шатрами и шутами, королевским оркестром, его величеством, каковое изволили придремать, и оттого оркестр играл тихо, едва ли не шепотом…
— Объяснишь? — Лихослав скрестил руки на груди. Смотрел он не то чтобы зло, скорее уж раздраженно. И устало. И выглядел, признаться, в свете дневном погано. Лицо землисто-серое, щеки запавшие, с короткою светлой щетиной. Под глазами тени, и сами эти глаза будто бы красною нитью прошиты.
Запах опять же переменился.
Нет, прежний, но… но другой.
— Ты чего? — Лихослав шарахнулся. — Целоваться я с тобой точно не стану! Извращение полное!
— Стой смирно.
Не нравились Себастьяну эти новые ноты. Будто бы псиною тянет… или нет, собачий запах не вызвал бы такого раздражения, да и пахнут они иначе, а это… серое… волглое… старая шкура звериная… и еще кровь, но самую малость.
Гнильца проклятия…
— Лихо, ты ничего мне рассказать не хочешь?
— А ты?
— Я первым… первой спросила.
— Проклятие подцепил. — Лихослав поскреб щеку и пожаловался: — Расти стала, что дурная… только сбрею, а она опять… и жесткая такая…
— Что за проклятие?
— Петля на сердце. Полковой наш пропустил, вот она и… и вот только в обморок не хлопнись, панночка!
— Не хлопнусь, — мрачно произнес Себастьян и сел на траву. Леший с ним, с платьем и с приличиями… петля на сердце… да Себастьян о таком только слышал.