Если только Уоллингфорд ей это позволит.
— Он так вас любит, — вновь повторила Морини, разминая тесто.
Абигайль поднялась со стула.
— Масок слишком много для меня одной, — заявила она. — Наверное, нужно позвать кого-нибудь на помощь.
— Синьорина! — крикнула ей вдогонку синьора Морини. — Вы не забыли о планах на сегодняшний вечер?
— Не беспокойтесь, Морини, — ответила Абигайль, взявшись рукой за дверь. — Я останусь вашей преданной соратницей. Но только в отношении других.
— Конечно, синьорина. — Экономка вновь сосредоточила внимание на тесте. — Как скажете.
Какой же он глупец!
— Я осел, Люцифер, — произнес Уоллингфорд.
Мерин оказался настолько благороден, что не стал фыркать в ответ. Вместо этого в его больших глазах вспыхнуло настоящее мужское понимание, словно он хотел сказать: «Не переживай, старина, мы все ослы, когда дело касается женщин». А может, Уоллингфорд просто вообразил себе все это, ведь Люцифер был кастрирован еще в возрасте тринадцати месяцев.
На мгновение герцог даже позавидовал ему.
— Она отреагировала совершенно неадекватно. Я позвал ее замуж. Предложил стать герцогиней Уоллингфорд! Британской герцогиней, что более значимо, нежели все эти пустые европейские титулы и наследующие их безбожники, не имеющие никакого понятия о праве первородства, все эти принцессы и герцоги, наводняющие улицы, подобно обычным торговцам.
По дороге неторопливо шел крестьянин, ведущий на привязи козла. Каблуки его тихонько стучали по утоптанной пыли. Уоллингфорд распрямил плечи, как и подобало могущественному английскому герцогу, и величественно кивнул.
— Bon giorno, — произнес он снисходительно.
— Bon giorno, Signore Duca, — сказал крестьянин, приветственно приподнимая шляпу.
— М-е-е-е, — проблеял козел.
— Наверное, я должен перед ней извиниться, — продолжал размышлять вслух Уоллингфорд, когда крестьянин уже не мог его услышать. — Женщины ждут этого. По крайней мере мне так говорили. О господи! Знаешь, Люцифер, а я ведь никогда прежде не извинялся перед женщиной. Может, в этом моя проблема?
Конечно, герцог знал, что отсутствие умения извиняться лишь вершина айсберга. Ему предстояло расколоть целую гору высокомерия и гордости, прежде чем он добьется уважения Абигайль.
— Именно поэтому я не могу ее отпугнуть, — произнес Уоллингфорд. — Ведь она единственная, кто хочет вооружиться киркой и сделать всю грязную работу.
Дорога начала поворачивать вдоль подножия холма, и парочка кроликов стремглав бросилась в кусты, увидев Люцифера.
Под шляпой струйка пота скатилась к уху Уоллингфорда, а потом каплей повисла на подбородке.