Потом она бросилась бежать. Дорога оказалась неровной, и на ее пути возникла глубокая выбоина. С капота припаркованной машины за ней подозрительно следила пара кошачьих глаз. Миа продолжала бежать, огибая разбитый горшок с цветами и мешки с мусором. Она нырнула в ведущий к гостинице проулок, влетела в вестибюль, промчалась мимо стойки регистрации и устремилась по темному коридору.
Оказавшись перед дверью своего номера, она остановилась. Внутри нее все сжалось, кровь стучала в висках. Она вдруг поняла, что не может войти – она не может остаться в одиночестве.
Бросившись в обратном направлении, Миа оказалась у комнаты Ноя. Дверь была незаперта, и она, стараясь отдышаться, проскользнула в тепло темного помещения.
– Миа? – спросил он сонным голосом.
– Да, – отозвалась она, тихо прикрывая за собой дверь. – Все в порядке. Спи, – шептала она, снимая с себя одежду и заползая к нему в постель. Сердце ее бешено колотилось. Ей хотелось вжаться в его тело и слиться с ритмом его размеренного серцебиения.
Но она замерла, прижав руки к бокам, точно крылья, едва касаясь своей лодыжкой его ноги, лишь бы чувствовать его близость. Он пробормотал что-то бессвязное – может, вопрос или какую-то мысль, но она не отвечала и просто ждала, прислушиваясь к его дыханию, пока он вновь не погрузился в уютные объятия сна. Тогда она облегченно вздохнула. Потолочный вентилятор перемешивал над ней теплый воздух, и, чтобы отогнать от себя мысли, она стала считать обороты его лопастей.
Когда она досчитала до тридцати двух, в голове вновь всплыли строки письма Финна. Она представила его печатающим эти буквы – бледный отсвет монитора лишал его взгляд теплоты. Он тщательно подбирал слова, словно обнажая ее до костей, чтобы добраться до того, чего она боялась больше всего: закончить жизнь так же, как ее отец.
Миа словно ощущала на вкус горькую истину его предостережения. Она чувствовала схожесть своей жизни с жизнью Харли, чувствовала ее в своих жилах, как кровь. Его затянуло в воронку самоуничтожения, и он оттолкнул от себя всех, кто его любил. То же происходило и с ней. Она прикусила губу, думая о той боли, которую причинила Финну. Она поступила жестоко, оставив его ради Ноя, но еще непростительнее было солгать, что она возвращается. Ей хотелось приблизиться к нему – оказаться лицом к лицу, нос к носу – и рассказать ему, как она сожалеет. Но она понимала, что было слишком поздно. Через распахнутое окно она слышала звуки уличного движения и голоса и за всем этим различала слабо доносившийся до нее шум волн.