Они посмотрели друг на друга, но не сказали ни слова. «От кого парень унаследовал эти печальные глаза?» – размышлял старик. «Подрезать ему, что ли, волосы в носу прямо сейчас?» – подумал юноша.
В последнее время старик был обычно приветлив и не доставлял хлопот ухаживавшим за ним в самом широком смысле слова. Однако время от времени его настроение внезапно менялось.
– Я больше так не могу! Думаешь, это приятно, когда тебя пеленают, будто ребенка? Когда хватают тебя, будто вещь! Приятно, когда приходится обо всем просить? Лишиться возможности водить машину? Когда тебя считают не в своем уме? Когда ты слышишь и обоняешь, и на этом все твои ощущения ограничивают? И при этом у тебя всегда что-то болит и тебя мучает. Когда ты спишь беспокойным сном, и тебе все время снятся окопы? Когда еда кажется почти безвкусной? В сущности, я прожил долгую жизнь, пора и честь знать.
От Йенни Макс узнал, что за женщинами ухаживать легче, чем за мужчинами. Потерю самостоятельности старики переживают болезненно, слабость им отвратительна, как отвратительна необходимость принимать физический уход от постороннего человека. С другой стороны, им приятно, когда женщины ведут себя с ними как матери с малыми детьми. В женщинах редко сочетается грубая пошлость и сентиментальность. В этом отношении с дедом работать было тем более приятно, что его гневные вспышки в большей степени адресовались телевизору, чем санитарам.
Бывало, что старик разговаривал вслух не только с покойной Ильзой, но и с самим собой. Макс давно к этому привык и перестал каждый такой случай принимать за свидетельство очередной фазы умопомрачения. В последние годы дед жил один, и такие монологи вошли у него в привычку. Например, после полуденного сна старик привычно командовал себе громким голосом:
– Вставай, ты, старая псина!
Получив команду, старик, кряхтя и охая, но решительно хватался за треугольную ручку над койкой и переводил себя в вертикальное положение.
– Сегодня во второй половине дня жду тебя в моей комнате, ко мне придет важный человек, – объявил Вилли Кнобель, вложив в свой взгляд одновременно суровость и меланхолию.
И точно, после обеда в дверь позвонили. В дом вошел незнакомый человек в пиджаке в мелкую клетку. Макс провел его в комнату старика, где незнакомец присел за оставшийся от Мицци небольшой письменный стол.
Накануне Макс погладил парадную одежду старика – навел лоск, как тот выразился. Дед сел напротив нотариуса, выдерживая чинную, полную достоинства осанку. Если не обращать внимания на флисовый спортивный костюм, то дед выглядел вполне как благородный старый господин, восхищенно отметил Макс.