— Наконец-то, — довольно сказал он в тот момент, когда Якуб закончил свой рассказ об угрозах Хмызы. — Только бы скорее сунулись сюда эти сукины дети, уж я их «отблагодарю»: и за вашу ногу, и за себя, и за то, что обижают этого старого джентльмена.
Последние слова Свода заставили Якуба колебаться в своих недавних умозаключениях. Сомнения, касающиеся того, что этот ничего не прощающий морской волк вполне мог устроить все эти страшные спектакли людям Хмызы, заметно пошатнулись. Сегодня англичанин выглядел искренним, а его отношение к теме призраков правдоподобным.
Война даже стал корить себя за заедающую его ранее излишнюю подозрительность. Дабы окончательно её придавить Якубу оставалось только одно, поговорить с Казиком о вчерашнем вечере и ночи иностранца. Единственным, что хоть каким-то образом заостряло на себе внимание на поведении Ричи, было то, что никакие доводы не могли пошатнуть его стойкую позицию в том, что Юрасик является настоящим призраком, а не плодом чьей-то злодейской инсценировки. В противовес убеждениям англичанина, во всяком случае, этим утром, Якубу и Патковскому виделось всё иначе.
Ближе к полудню приехал староста, за которым, взвесив все «за» и «против» послали гонца. Услышав о событиях прошлой ночи, пан Станислав был сильно расстроен. К мнению Свода, изложенного Якубом о том, что Юрасик самый настоящий призрак, пан староста отнёсся со снисходительной улыбкой, поддерживая тем самым умозаключения соседей и считая, что всё это просто чья-то злая игра.
Что оставалось бедняге Своду, оказавшемуся одиноким в своих убеждениях? Он попросту притих, присутствуя при речах, их которых он по-прежнему ничего не понимал. Впрочем, во время всех этих разговоров была всё-таки одна вещь, которая не могла его не радовать — никто не обращал никакого внимания на то, сколько он выпил. Когда стало приближаться время обеда, Война к своему удивлению обнаружил, что Свод совершенно пьян.
Истопник Антось и вызванный по такому случаю Казик взяли под руки нетрезвого иностранного господина и, сопровождаемые разочарованными взглядами Войны и его гостей, повели Свода спать. Особенно расстроился по этому поводу пан Альберт, как же, на что сгодятся в наступившие времена пусть и сильные, но никуда не годные руки пьяного Ричмонда.
Вскоре староста и отставной судейский писарь, чудесным образом помолодевший лет на десять благодаря утреннему облачению в другую одежду, по предложению хозяина замка вышли в парк, дабы провести короткое время, оставшееся до обеда на свежем воздухе. Якуб же, сославшись на то, что ещё не может долго гулять, улучил несколько минут для того, чтобы в срочном порядке допросить Казика.