— Кейн — чужой! — пыхнул дымом Варламов. — А вы мало что свой, доморощенный, так еще и с историей. И в Хазарии, может статься, человек не чужой.
— Звучит цинично.
— Зато честно.
— Это да, — согласился Генрих. — Хорошо, я обдумаю ваше предложение, но прежде — огласите цену.
— Всем выходцам из империи, вам, Генрих Романович, в первую очередь, полное забвение прошлого.
— Амнистия? — уточнил Генрих.
— Забвение, — повторил Варламов.
— А на бумаге вы это как оформите?
— Не бойтесь, не в первый раз! Так сформулируем, что и нам спокойно будет, и вас никто по судам не затаскает.
— Я в таких делах на слово не верю, — покачал головой Генрих. — Сначала я должен увидеть документ.
— Хорошо, через… — Варламов задумался. — Через три дня, я думаю. Да, пусть будет три дня!
— Значит, через три дня.
— Так вы согласны? — снова оживился Варламов.
— На что?
— На мое… на наше предложение!
— Я должен все обдумать, и ведь я ничего еще не слышал о гонораре.
— Вам миллион…
— Рублей?
— Золотых рублей, — подтвердил Варламов. — Остальным обычные расценки плюс 15 процентов.
— Двадцать пять.
— Вы с ума сошли!
— Не сошел, но, если вы предлагаете менее двадцати пяти процентов, мне и думать не о чем.
— Китайцы готовы платить вам двадцать пять процентов?
— Право, не знаю! — усмехнулся Генрих. — Но вы заплатите. Впрочем, и я еще не согласился, так что думайте!
* * *
Генриха не было полчаса. Может быть, чуть больше. Ей показалось — очень долго. Поговорил коротко с Павлом Георгиевичем и ушел куда-то наверх. Если верить Бекмуратову, в кабинет Нелидова, — чтобы встретиться там со статс-секретарем Варламовым, но самого Петра Андреевича она не видела. Тот, похоже, воспользовался другим входом.
«Знать бы еще, в чем интрига!»
Но чтобы понять «что к чему» и «зачем», не дурно было бы для начала узнать, отчего такой ажиотаж вокруг фигуры полковника Шершнева и зачем, черт побери, премьер-министру понадобился собственный кондотьер! Начать, разумеется, стоило с Генриха.
«Что ж, рассмотрим вводные, как они есть…»
Не претендуя на основательность своего знания, Натали все-таки отнюдь не поверхностно разбиралась в вопросах современной истории, а потому скромный чин Генриха — полковник — в заблуждение ее не ввел. Полковник — не звание, а дань традиции, не более, но и не менее. На самом деле, из того что помнила Натали, получалось, что с тем же успехом Генрих мог называть себя и генералом.
«Как минимум генерал-лейтенант… как максимум…»
Среди людей, начальствовавших в Великую войну над сопоставимыми воинскими контингентами, армиями и фронтами, крепостями, городами и провинциями, легко припоминались и генерал-полковники, и генералы от инфантерии и кавалерии, и даже маршалы и фельдмаршалы, если иметь в виду галлов и австрияков, но отчего бы их и не иметь?