Поезд дернулся, стал замедлять ход. В окне, затянутом предрассветным сумраком, проглядывались строения приближающейся станции. Генерал стал застегивать китель — ему захотелось выйти наружу и подышать прохладным утренним воздухом. Поднявшись с дивана, Арчегов пробормотал, подводя итог своим ночным размышлениям:
— Красный террор превентивен по своей сути и похож на «ковровую бомбежку», а наш конкретный, «адресный», как неотвратимое наказание за совершенное преступление!
Благовещенск
— Из огня да в полымя, — задумчиво пробормотал генерал-майор Сычев, глядя на усыпанную кровавой сыпью карту. Только синяя лента Амура да белые пятна казачьих станиц внушали некоторую надежду, и то небольшую. Не думал и не гадал Ефим Георгиевич, что, отказавшись от поста военного министра Сибирского правительства, избавившись от террористов на время, он попадет в столь плачевную ситуацию.
— Положение хуже губернаторского…
Действительно, став военным губернатором и наказным атаманом Амурского казачьего войска (по указу царя Михаила Александровича), он понял, в какую петлю засунул свою голову.
Из без малого трехсоттысячного населения Амурской области две трети «болели» большевизмом в самой тяжелой форме, окончательно и бесповоротно. Имея на руках пулеметы и винтовки, партизаны действовали предельно нагло, нахрапом, в полной уверенности в своих силах.
Противопоставить было нечего — пятидесятитысячное казачье войско слишком малочисленно, да к тому же добрая треть казаков всеми правдами и неправдами старалась держать нейтралитет. Еще пятьдесят тысяч составляли жители Благовещенска и пригородных селений, а также иногородние, что проживали в казачьих станицах — таким крестьянам поневоле приходилось быть лояльными к власти, дабы не отведать казачьих плетей.
— Нет, без бутылки здесь не разберешься!
Сычев с трудом оторвался от созерцания карты, тяжело вздохнул и подошел к заветному шкафчику. Достал бутылку водки и плеснул в стакан до половины, подумав, что слишком часто начал прибегать к успокоительному средству.
— Может, доктора вызвать, валерьянки попить? — от такой перспективы генерал скривился и лихо, как в полузабытые, славные времена гвардейской молодости, хлобыстнул емкость. Крякнул от удовольствия, вытерев ладонью усы, и уселся в кресло.
— Паршиво-то как…
Десять казачьих станиц, вытянувшиеся редкой цепочкой вдоль Амура на тысячу с лишним верст, по сути, находились в постоянной осаде и едва удерживались дружинами, куда мобилизовали всех станичников от мала до велика. Казаки еще держались крепко только потому, что рассчитывали на скорую помощь. Все прекрасно знали о случившемся с красными перемирии и питали обоснованные надежды на переброску подкреплений.