— А где она? — хором поинтересовалось сразу несколько голосов.
— В [цензура]! — огрызнулась смерть. — И ей там хорошо.
— Куда ты её дела? — срываясь на шипящие звуки, медленно поднялся с места бывший бог. Рем посмотрел на него, посмотрел на свою богиню… и осторожно притулился в углу кают-компании. Поближе к выходу, на всякий случай.
— Сядь, а? [цензура] уже, — хмуро посмотрела на него снизу вверх рыжая. — Когда надо будет, тогда и верну. Нечего ей сейчас тут делать.
— А вы, позвольте поинтересоваться, из чего такой вывод сделали? — проворчал гаргулья. — Кто дал вам право на такое решение? И вообще. Такая, вроде бы, приятная девушка, а от вашей речи уши завянут у любого грузчика, — интеллигентного молодого учёного буквально коробило от поведения эльфийской богини смерти. Нет, он признавал право ненормативной лексики на существование, но не в устах молодой симпатичной девушки. Очень хотелось прополоскать ей рот с мылом.
Стерх покосился на гаргулью с недоумением и почему-то сел. Рем же, восхитившись отчаянной храбростью крылатого пассажира, всерьёз задумался о поспешном отступлении.
Богиня смерти, с недобрым прищуром (точнее, в крайней степени бешенства) сверля взглядом Сержа, медленно поднялась со своего места. В каюте ощутимо похолодало.
— Ш-ш-шкуру с-с-спущу! — прошипела она, сжимая узкие ладони в кулачки.
— Сударыня, я атеист, — гаргулья с достоинством пожал плечами. — И в богов не верю. Тем более, в подобных вам. Судя по тому, что я успел увидеть в этом мире, кровь у вас — тех, кто именует себя божествами, — столь же жидкая, как и у тех, кого вы именуете смертными. И вы сами вполне смертны, невзирая на громкие имена и должности. Богом имеет право называться высший разум, а высший разум — есть лишь ступень эволюции. Увы, по критерию разумности здешние "боги" стоят ничуть не выше людей. Кроме того, если следовать этой концепции, то Василиса и я — больше боги, чем те, кого я вижу здесь. Уже хотя бы в виду большей систематичности и обширности знаний.
Присутствующие, включая Эо, с суеверным ужасом взирали на внезапный столь откровенный и сильный протест со стороны обычно добродушного и тихого Сержа. Спорить, да ещё в подобном тоне, с пребывающей в крайней степени бешенства Лу — для этого нужно быть очень хладнокровным человеком. Или сумасшедшим. И второй вариант казался более правдоподобным.
Пожалуй, один Стерх отнёсся иначе; у него на лице появилось настолько довольное, почти блаженное выражение, что он едва не жмурился от удовольствия, как пригревшийся на солнышке сытый кот.