Мужчины куда-то разбежались. Вернее, не совсем куда-то, а во вполне известных направлениях. Прах с Сержем махали оружием на средней палубе, Зойр с шаманом обсуждали какие-то профессионально-магические вопросы в кают-компании; Михаэль, маявшийся от безделья сильнее остальных, почти целыми днями спал. Ну, а Рем находился там, где ему и полагалось — за штурвалом. У меня создавалось впечатление, что этот эльф вообще никогда не спит.
— Вася… — голос прозвучал почти над ухом. От неожиданности я не то что вздрогнула — шарахнулась, только каким-то чудом не вывалившись за борт.
— Тьфу, да что ж вы все подкрадываетесь так, — поморщилась я, бросив раздражённый косой взгляд на Стерха, пытаясь за недовольством спрятать беспокойство, нервное напряжение, усталость и обиду. Не на воина; безликую, на общую мировую несправедливость. — Ты что-то хотел? — бросила я, возвращаясь в прежнюю позу и не глядя на собеседника. Он пару секунд помешкал, и облокотился на фальшборт рядом со мной.
— Не знаю, — вздохнул он. — Я много думал последнее время…
— Да? Сложно с непривычки, наверное? — не удержалась от ехидства я.
— Сложновато, — согласно хмыкнул сероглазый. Несколько секунд помолчал. Заинтригованная, я не перебивала. Да неужели он наконец-то что-то понял?! — Трудно поверить, но я всё-таки не настолько прямолинейно глуп, как кажется. Мне-то трудно иногда в это поверить, что уж об окружающих говорить, — он снова насмешливо хмыкнул. — Я… понимаю, чего ты от меня ждёшь. Ну, или, по крайней мере, догадываюсь, чего хочешь. Но я не могу измениться. Когда я пытаюсь на что-то решиться или что-то предпринять, ведущее к переменам, у меня опускаются руки. Я… устал. За эти несколько веков устал настолько, что кажется — тащу на плечах целую гору. Да не кажется, так оно и есть; гору воспоминаний, мыслей и чужих проблем. И я не имею ни малейшего представления, как от неё можно избавиться. Очень часто и очень всерьёз я задумывался о смерти, как избавлении от всего. Останавливает только одно: привычка доводить дело до конца и чувство ответственности за этот мир. Да ещё понимание, что сейчас смерть в этом мире может не принести облегчения. Ты хочешь от меня искренности и полного доверия, только вот… тебе, боюсь, не понравится результат. Он мне самому-то неприятен. Но мне почти тысяча лет, Вася. Для человека — это не просто много, это грань сумасшествия. Иногда кажется, я её уже пересёк. В любом случае, мне уже поздно меняться; сложно отказаться от старых привычек и в сорок лет, а уж в тысячу… — он вздохнул и махнул рукой, не найдя слов. — Мрак говорит хорошие вещи, он во многом прав, но я точно знаю, что эта тяжесть времени уже никуда не денется, а он этого понять не может. Тут вопрос характера; люди с гибкой психикой могут приспособиться к чему угодно, а я слишком закостенелый консерватор. Я не хочу тебя терять. Честно. Ты, наверное, лучшее, что произошло со мной… уж с начала божественного существования — точно. Но ещё больше я не хочу тебя мучить, поэтому, если всё закончится хорошо, я отпущу тебя. Лучше один раз сделать больно, чем причинять эту боль постоянно. Прости.