У нее так напряглись руки, сжатые на груди, что мне показалось, сейчас костяшки пальцев прорвут побелевшую кожу.
— Вот оно что…
— Прости. Тебе плохо?
— Куда уж хуже. Если Олег узнает…
— При нем я бы не стал говорить.
— Какая разница! Раз уж стало известно. Не ждала от нее. За что? Ты представить себе не можешь, как это гадко. Плюнуть в душу человеку, который ночи не спал, носил на руках, когда она болела. Откуда это зло?..
— Погоди, Наташа, погоди! Лена совсем не злая. Для нее твой муж подлинный отец. Она говорила. Но есть и другой человек…
— Нет другого человека!
— Да, уже нет. Тем более. Почему бы не знать о нем правду?
— Потому что он подлец.
«Как же он обидел ее! А так любил…»
— Наташа! Я много лет дружил с Сергеем.
— Что из того, что ты дружил с Сергеем?
Мне вопрос показался риторическим.
— Мне трудно представить его подлецом.
Она довольно долго молча смотрела на меня.
— Что ты сказал?
— Наташа, поверь, я все понимаю. Лена не зря мне доверилась.
— Что она тебе сказала?
— Так, как есть. Как было. Ее отцом был Сергей. Зачем нам скрывать правду?
И я снова повернулся к окну. Оттуда доносились звонкие удары игроков в домино.
— Откуда же она все это… узнала?
— Я не расспрашивал. Кажется, началось с даты рождения и сопоставления…
— Чего?
— Со временем твоего отъезда.
«Козлы́!» — заорали под окном.
А в комнате зашуршала бумага. Наташа наконец развернула газету.
— Что это?
Я думал, что в пакете фотография, взятая у Полины Антоновны, и не ошибся. Но завернуты были не одна, а две фотографии. Наташа посмотрела обе и повторила вопрос.
— Что это? Откуда?
— Вот эту Лена попросила у Полины Антоновны, а другую… позволь, я посмотрю.
Второй снимок — любительский, старый, пожелтевший — я видел впервые, ему было много лет, но запечатленная картина совсем недавно восстанавливалась в моей памяти, и узнать событие было нетрудно, сфотографированы были похороны Михаила. Наташа стояла чуть в стороне с ребенком на руках.
Я перевернул снимок. На обратной стороне были две надписи. Одна едва просматривалась — дата похорон, нанесенная, видимо, в то время, когда снималось фото. Вторая вполне современная, тонким фломастером. «Похороны М. До рождения Л. — шесть с пол. месяцев».
«Вот и доказательство». Она собиралась говорить с матерью, а тут я попался».
— Взгляни, — сказал я Наташе.
Она прочитала короткие записи, на которые сначала не обратила внимания.
— Понятно. Обличительный документ. Никогда не думала, что такой снимок существует. Кто это снимал?
Я тоже не знал. До того ли тогда было! А вот нашелся кто-то, щелкнул «лейкой», не предполагая наверняка, какую роль придется сыграть этому проявленному и отпечатанному изображению скорбного момента.