Мне не хотелось выходить из дома, но глупая надежда на то, что стоит оставить заявление и Инна будет дома, заставила меня вернуться в милицию. Я долго подбирал слова, заполняя бланк заявления.
Я почувствовал себя очень слабым. Вернувшись, я, так и не разобрав постель, лег на диван и уснул. Я проспал до самого вечера и проснулся от трели звонка. Вскочив, я подбежал к двери, не глядя в глазок, открыл, но слова радости и упрека уже готовые сорваться с губ так и не прозвучали. На пороге стояла Лиля.
— Инна вернулась?
— Нет, проходите.
Мне, почему то не нравилась дружба жены с этой Лилей, и сама Лиля мне не нравилась. Я всегда обращался к ней на вы. Это обращение, на мой взгляд, указывало на дистанцию в отношениях и защищало от глупого панибратства и вторжения в личное пространство. Она, вероятно, чувствовала мою неприязнь и в свою очередь тоже старалась держать дистанцию.
Лиля прошла на кухню, присела на краешек табуретки и внимательно глядела на меня. Я ходил по кухне взад и вперед, заваривал чай и нарезал бутерброды.
— Почему вы ничего не делаете, чтобы её найти?
— Я сделал что мог. Я обзвонил все больницы — её нигде нет.
— А милиция?
— Я был там вчера и сегодня. Оставил заявление о её пропаже.
Мы помолчали и я добавил:
— Я делал все, чтобы она была счастлива.
Почему Лиля молчит и сосредоточенно смотрит на рисунок на обоях?
— Вы не верите, что она была со мной счастлива?
— Верю…
Я с досадой подумал, что это прозвучало как-то неестественно, и что она смотрит на меня осуждающе.
— Она жаловалась, что мы живем скучно?
— Она вообще никогда не жаловалась.
— Что она говорила обо мне?
— Она редко говорила о вас, но если упоминала, всегда говорила, что вы добрый.
— А не было ли у неё знакомых, которых я никогда не видел?
Мне снова стало неловко, вопрос выглядел, как будто я подозреваю Инну в измене. И я тут же сам ответил на свой вопрос:
— У нас не было тайн друг от друга, я бы знал.
Лиля не стала отвечать. Вежливо отказалась от чая и ушла. И снова все по кругу. Тревога, надежда, сомнения, отчаяние и снова надежда. Я даже и не представлял себе, насколько привязан к Инне. Только теперь, когда её не было рядом — я это ощущал, причем ощущал физически, тревога и страх выжигали меня изнутри. В какой-то момент я подумал, что все вокруг стало серым. Все предметы окружающие меня стали серого цвета различной интенсивности. Даже уличная жара была сизо-серой, даже яркое солнце, абсолютно все. Миру совсем не помешала бы генеральная уборка.
Мои размышления прервал звонок в домофон, я снял трубку и незнакомый женский голос уточнил мое имя и сообщил, что мне пришла телеграмма.