И если я страдаю сейчас, то совсем не уверена, что из-за любви, — мне кажется, что я ненавижу его оранту больше, чем люблю его… Может быть, мне легче было бы перенести расставание, если бы мой муж держал нас обеих, ее и меня, на одинаковом от себя расстоянии? Были бы две «бывших», и ему не надо было бы спрашивать себя, к какой же из двух склоняется его сердце, он бы не любил ни одну, ни другую… Предположение безумно, но это уже прогресс: еще несколько месяцев назад я даже и подумать не могла, чтобы он меня бросил. Теперь, если я и злюсь на его итальянку за то, что она оказалась в выигрыше, то нахожу утешение в собственном проигрыше — в конце концов, веревку отпустила я сама.
Ну же, надо закончить линьку, сделать перелицовку, сбросить старую кожу! Мне хочется свить новый кокон, и хороший: обустроить, в конце концов, «супружескую спальню», с ремонтом которой меня все торопили. Ну вот, он теперь почти сделан: договариваюсь с малярами, один даже пообещал прийти, скоро, ну, как только закончу, «точно приду!». Может быть, и правда придет?
Но я пока что не выбрала ни цвет обоев, ни занавески. Потому что… Потому что не было ничего на свете синее глаз моего мужа, ничего синее его глаз и рыжее его волос; как мне, женщине из пепла, женщине из снега выбирать цвета, когда я лишилась его сияния, — на ощупь? Не надо торопиться. Пожилая дама учится ходить… Начну с очень нежных цветов, чтобы не напугать себя: зеленовато-миндальный, «вьё роз», светло-голубой. Или можно выбрать более сладкие, сусальные: мандариновый, малиновый, вишневый, сливовый. От одного названия во рту становится полно слюны — когда я решу уйти из снегов или они сами по себе сойдут, мне бы хотелось оказаться посреди спелых фруктов, жить прямо во фруктовом саду… О, с черными тряпками покончено: да здравствуют фисташковые блузки, лимонно-желтые платья! Каждому захочется откусить от меня кусочек… «Разве прошло для меня время любви?»
Я — сама безмятежность. Скоро стану ею. Пока что, конечно, положение не стабильно — то вверх, то вниз; когда я оказываюсь внизу, то меня мучит вопрос, любил ли он меня когда-нибудь; когда настроение подскакивает, то мне хочется выяснить, может ли он действительно перестать любить меня…
Безмятежность, по утверждению словаря, — это нечувствительность к страстям. Отсюда вывод: я не безмятежна, но наверняка спокойнее, чем была. Бывает даже, я отключаю автоответчики. Если белье мое благоухает лавандой, кухня — ванилью, то я выхожу на связь с миром: ведь нужно же, чтобы я время от времени брала трубку из-за судей, адвокатов, из-за «процедуры развода», или я ошибаюсь? Я даже теперь разговариваю с ним, с моим «противником», — налоги, инвентарные вопросы, переезд. За каждую из этих встреч на нейтральной территории (какой-нибудь ресторанчик для любовников со скатертями из органди и лентами на лампах) я платила потоками слез, особенно если мы смеялись вместе или он нежно касался моего запястья. Рыдала я трижды. И остановиться не могла… Но после ненастья наступает хорошая погода — облака нынче вечером так легки!