— Почмо нету? Ести! — радость как вспыхивает, так и угасает — ведьма отмахивается: — Но не по тебе они! Толку мало. Встречаться с ними негоже. Помощи не дождётися, а могёшь изгибнути.
— Невелика беда, — бурчит Выходцева. — Умираю — воскресаю…
— Вот и я о том! — недобро сверкает глазами ведьма. — Почмо взбрело в башку, что бескончинна?
— Умирала столько раз… — шумно выдыхает Катя.
— Волос длинок — ум корот! — поучительно шикает бабка. Выходцева насупливается:
— Чего сразу обзываться? Я ведь ничего не понимаю. Запуталась, потерялась…
— То и видно! Жизни попросту разбазариваешь, а они у тебя коротки.
— Как так? — опешивает Катя.
— Одна тянется не больше пятнадцати вёсен. Так природой заложено. И всего дадено девять штук!
Ого-го-шеньки, всего девять?!. Что ж получается, одна треть уже прожита?
— Откуда знаете?
— Легенды неспроста рождаются… — загадочно бросает бабка и умолкает.
— Что мне делать-то? — скулит Катя, не справляясь с подкатывающей паникой.
— Буде тебе в истерики впадать, — брезгливо кривится старуха и незлобиво добавляет: — Ещё не то пережити. Ничё — крепче буде. Когда срок придёт, чутьё приведёт, куда следует. А мы, оставшиеся, незлобжный, но нас убедить, востязовати надобно. И ктому, ести средь нас обращенцы — примкнувшие, либо к вашим, либо к другим. Мало, но они ести.
Бабка запутывает окончательно. Вопросы разрастаются, а докопаться до истины ой, как хочется. Из сказанного понятно немного. Есть разная нечисть. Кто-то охотится — прислуживает королеве, а есть другие, кто против неё — изгои. Те же, кто в стороне пока оценивают, не вмешиваются. Когда придёт время, их будет нужно заманить, убедить. Катя на секунду заминается, самое щекотливое оттянув напоследок.
— А в чём смысл моей жизни?
— Смысл? Смысл ести, — ведьма отворачивается. Словно забыв о Катьке, уставляется перед собой и задумчиво протягивает: — Найдешь книгу — уведити правду.
— Какую книгу? — хватается за долгожданную нить Выходцева.
— Называется ино история, ино хроники, но точно светения и тма.
«Хроники света и тьмы». Ну и название… О чём там?
Катька открывает рот, но и слова сказать не может — горло будто сковывает льдом. Что за фигня?.. Ведунья ехидно хмыкает. Встаёт, неспешно удаляется к печи. Кряхтя, взбирается по лесенке. Бубня под нос, долго ковыряется в ворохе тряпья. Замирает на миг и также неторопливо спускается — в руках поблескивает шкатулка.
— Тебе, — вернувшись, протягивает. — Ижно всё, чем могу помочь.
Катя забирает шкатулку. Деревянная, с потемневшим металлическим тиснением неизвестных иероглифов по всему корпусу. Руки подрагивают — ещё до конца не зажили. Открывает — тряпичный свёрток. Бережно раскручивает, несколько секунд рассматривает кулон. Невзрачный, продолговатый, размером с мизинец, подвязанный на обычной веревке. Неровная поверхность покрыта теми же значками, что и на шкатулке. На кончике — блеклый камушек. С одной стороны, по всей длине глубокие выщерблены и зазубрены, как у ключа.