— Это не спорт, — возразила я.
— Это развлечение для домохозяек. — Папа усмехнулся. Мы оба знали, что приводило маму в ярость, если мы такое говорили. Поэтому мы делали это снова и снова.
— Да ну? — спросила мама и ухмыльнулась в ответ. — Тогда спроси вон ту домохозяйку, умеет ли она так, — она положила голень на колено, сцепила свои ноги друг с другом и скрестила свои руки ладонями наружу за спиной. Мне было больно даже на неё посмотреть. Мужчины, сидевшие за соседним столиком и одетые в зелёное, прервали свой разговор и смотрели на нас, ничего не понимая. Только упомянутая домохозяйка продолжала выбирать кости из её поджаренной форели.
— Что ты делаешь, мама? — прошептала я и попробовала незаметно распутать её руки и ноги, когда увидела, что официантка подходит ближе. Но она только засмеялась.
Мы ели как всегда молча. Папа закатил от наслаждения глаза, когда сок мяса красными полосами потёк из его стейка.
Охотники рядом с нами опустошили стаканы с пивом с рекордной скоростью, играя при этом громко в скат. Они поприветствовали нас кратким кивком головы, когда мы уходили - каждый в ресторане приветствовал нас, но никто не начал с нами разговор.
Облака разошлись. Над нами возвышалось огромное звездное небо. Несколько секунд мы смотрели безмолвно наверх. Такого я не видела уже несколько лет.
— Как красиво, — вздохнула мама благоговейно и замотала шарф потуже вокруг шеи.
На полпути домой папа внезапно остановился и схватился с искажённым лицом за лоб.
— Мигрень? — спросила мама сочувственно.
— Возможно, — ответил папа осторожно. — Пойду-ка я ещё поработаю, прежде чем завтра станет в невмоготу.
Так, снова ночная смена. Мама довольно про себя напевала, пока мы поднимались последние пару метров к дому. В самом деле, полчаса спустя папа уехал в Риддорф. Я ушла в свою комнату. Мама смастерила мне что-то вроде ширмы вокруг спального сектора, из нескольких свободных кусков тёмно-серой лёгкой ткани, которая прерывалась серебряными блестящими полосками.
— Чтобы было более уютно, — сказала она.
Они оба беспокоились. Всё-таки от меня не ускользнуло, что мама залепила подоконники вокруг моей кровати орхидеями. Ей это может и нравится - мне нет. Я находила их запах сладковатым и навязчивым и при въезде я маме сразу ясно сказала, что не хочу никаких цветов в моей комнате. Я никогда не могла хорошо обращаться с растениями. Я сняла горшки с подоконника и поставила их на лестницу под световой люк. Они никому там не будут мешать, а я теперь не буду их ни видеть, ни нюхать.
В конце концов, я затянула свободно болтающиеся портьеры и легла в кровать. Я себя чувствовала как в бедуинской палатке - мне это понравилось. Так как в этот звёздный вечер моя студия на крыше показалась мне вдруг сильно большой и голой. Только я закрыла глаза, как мои мысли обратились к следующему дню.