, а?
— Да попытаюсь, — пожал он плечами. — Если только нас и в самом деле будут отпускать всей кучей…
— Кучей, похоже, — кивнула Виктория. — Этот подонок, которого свои потом разжаловали, определенно намекал…
А что, это похоже на здешнюю методику, подумал Мазур. На здешний черный юмор. Табунок столь разных людей, выброшенный в дикую тайгу, практически с первого же момента взорвется противоречиями и конфликтами — и, вполне возможно, начнет катастрофически терять темп. Мазур слишком долго командовал людьми, чтобы этого не понимать. Значит, с первых же минут нужно внести определенность, либо бросить их всех к такой-то матери, либо ударными темпами навести орднунг — без капли демократии и плюрализма. Не нравится, пусть катятся по любым азимутам, благо азимутов немерено…
Окошечко распахнулось, оттуда жизнерадостно возвестили:
— С добрым утром, гости дорогие!
Мазур спрыгнул с нар, лениво направился к двери. Рожа сразу же отпрянула от окошечка.
— Жратва-то будет? — спросил Мазур, остановившись.
— Перебьетесь, — хихикнули в коридоре. — Вам же лучше — на полный желудок не разбежишься… Ну что, идти к управителю, докладывать — мол, готовы к трудовым свершениям?
— А валяй, — сказал Мазур.
Вскоре в коридоре затопотали шаги. Окошечко вновь открыли, позвали:
— Господин Минаев с супружницей, на склад пожалуйте!
Мазур подхватил бутылку, сунул в карман сигареты — а больше багажа и не было. Смешно сказать, но из тюрьмы он выходил радостно — и видел по лицу Ольги, что она тоже охвачена чем-то вроде энтузиазма.
Склад, оказалось, размещался рядышком, в соседнем здании, лабазе с резьбой по коньку крыши, протянувшемся параллельно ограде метров на полсотни. По обе стороны широкого коридора — солидные двери с висячими замками, пахнет причудливой смесью съедобного и несъедобного: новыми, ненадеванными кожаными сапогами, сухофруктами, копченым мясом, какой-то химией — стиральным порошком, что ли, — ружейной смазкой, шоколадными конфетами…
— Вон туда шагайте, — распорядился охранник. — В конец, где дверь распахнута…
Дверь-то была распахнута — но в двух шагах от порога во всю ширину и высоту немаленькой комнаты красовалась железная решетка, тщательно заделанная в стены, пол и потолок. Имевшаяся в ней дверца была снабжена замком, окошечко с полукруглым верхом небольшое, едва просунуть голову — а за решеткой громоздились штабелями картонные, деревянные ящики, бочонки, шкафы. И восседал за черной конторкой Ермолай свет Кузьмич — в очках с тонкой позолоченной оправой, и впрямь как две капли воды похожий сейчас на купеческого приказчика, приготовившегося менять у тунгусишек соболей на водку.