Все мелкое покинуло ее навсегда, все пустое отошло в сторону. Она всех любит, всем хочет добра. Пусть людям будет так же хорошо, как ей!
В четыре часа Даша запирается в пустой аудитории, снимает синюю кофту, натягивает на себя белый нарядный свитер. Его, как и многое, привез Женя откуда-то издалека, но Свете свитер давно стал узким, лежит без дела на дне гардероба.
— Бери, только он несчастливый, — печально сказала она, когда встретилась с Дашей у "Кропоткинской".
— Как у тебя, Светик? — виновато спросила Даша: стыдно рядом с ней такой быть счастливой.
Света равнодушно пожала плечами.
— Не знаю, приходит… На развод вроде не подает… Кладет на сервант деньги…
— А в школе?
— Нормально.
— Помнишь, ты хотела устроить дискуссию…
— Теперь не хочу.
— Интересно же, Света: разделишь класс на друзей и врагов Печорина.
— Да чего интересного?..
Света как спит: глаза без всякого выражения, постарела и похудела.
— Ладно, Даша, беги. Ты молодец, я за тебя рада. Стили свои дорабатываешь?
— Да, — смущенно признается Даша и тут же, торопливо: — Светик, давай выберемся куда-нибудь?
— Не хочется, — устало отзывается Света. — И зачем тебе со мной выбираться? Ты сейчас занята… Да не волнуйся ты за меня, мне уже все равно…
Как ее разбудить? Даже отчаянная борьба за Женю — и та была лучше, чем эта апатия…
И вот Даша сидит в несчастливом свитере и приводит себя в порядок. Рядом с ней на столе тушь, карандаш, пудра, помада и тени все, чтобы помочь женщине в ее вечном сражении с временем. Даша подводит глаза, и они кажутся больше и ярче, душистая пудра ласкает щеки. Даша внимательно смотрится в зеркало: то же лицо, но моложе, четче его черты… Потом идет на кафедру, садится, подперев ладонями голову, и ждет. Хочется позвонить домой: как там Галя? Даша уже соскучилась по ней и по маме, тревожно как-то, их жалко, перед ними, брошенными, виновато. Нет, все-таки она психопатка. Ну что тут особенного? Галя проведет вечер с бабушкой: сделает уроки, врежет маг — завопят оголтелые поп-группы, — наболтается с подружками по телефону, а там и спать… Все правильно, а все равно тревожно. Она, Даша, почти преступница.
Телефон звонит резко, и Даша вздрагивает.
— Дашенька, вы? Я звоню снизу, за углом ждет машина. Спускайтесь скорее…
Даша сует ноги в сапожки, тянет вверх длинную "молнию", бросает в матерчатую сумку туфли, хватает пальто с вешалки — длинный шарф волочится по полу — и вдруг опускается снова на стул. Она сидит как каменная, и вставать ей не хочется. Неужели она боится? Очень похоже. Лицо Андрея забылось, в памяти отдельные только черты, она не знает, о чем с ним говорить, она вообще ничего не знает. Все нежное куда-то делось, остались неуверенность, слабость, острое предчувствие неудачи, самый настоящий страх.