Любовные похождения Джакомо Казановы (Казанова) - страница 94
Он всегда хотел играть: в карты, чужой судьбой, собственным счастьем. Он хотел играть сотни ролей и выступать в сотнях масок Но в каждой роли он представлял одного и того же пестрого Казанову в сверкающем глянце. Герман Кестен. «Казанова»
Приличия требовали, чтобы я ехал туда со слугой, и вот судьба послала мне его, когда я не знал, как мне его сыскать. Как-то к мадам Рюфен заявляется один юный лотарингец, держа в руках узелок, – другой поклажи у него не было. Он сообщает ей, что зовут его Ламбер, что он только что прибыл в Берлин и намерен остановиться у нее.
– Пожалуйста, сударь, но вы будете платить за каждый день.
– Сударыня, у меня нет ни гроша, но мне вышлют, когда я напишу, где поселился.
– Сударь, не могу я вас у себя поселить.
Увидав, что он, разобидевшись, уходит, я сказал, что за этот день за него заплачу, и спросил, что у него в мешке.
– Две рубахи, – ответил он, – и два десятка книг по математике.
Я препроводил его в свою комнату и, найдя его весьма ученым, спросил, по какому случаю очутился он в таковом положении.
– В Страсбурге, – отвечал он, – кадет N* полка дал мне в трактире пощечину. На другой день явился я к нему в комнату и убил на месте. Я тотчас воротился в комнату, в которой проживал, сунул в мешок книги и рубашки и покинул город с двумя луидорами и паспортом в кармане. Я шел всю дорогу пешком, и денег мне достало до сегодняшнего утра. Завтра я отпишу в Люневиль матушке, и я уверен, она пришлет мне денег. Я рассчитываю поступить здесь на службу в инженерный корпус, ибо полагаю, что могу быть полезен, а на худой конец пойду в солдаты.
Я сказал, что поселю его в каморке для прислуги и дам денег на пропитание, покуда не получит он от матери ожидаемого вспомоществования. Он поцеловал мне руку.
Он сильно заикался, но не оттого почел его за обманщика, и на всякий случай тотчас отписал я в Страсбург г-ну Шаумбургу, чтобы вызнать, истинно ли происшествие, о коем он рассказал.
Назавтра поговорил я с офицером инженерного корпуса, каковой заявил, что молодых образованных людей так много в полку, что их более не принимают, разве что если они соглашаются служить солдатами. Мне стало жаль, что парень принужден будет избрать сей путь. Я проводил с ним часы, с циркулем и линейкой в руках, и, видя обширные познания его, вознамерился взять с собой в Петербург и сказал ему о том. Он отвечал, что я составлю его счастье и что охотно станет прислуживать мне в дороге, делая все, что я прикажу. Он дурно изъяснялся по-французски, но поелику был родом из Лотарингии, меня это не удивляло; все же я поразился, что он не только не знал латыни, но и, написав письмо под мою диктовку, сделал ошибки во всех словах. Я посмеялся, он ничуть не обиделся. Он сказал, что в школе учил одну геометрию да математику, радуясь, что скучная грамматика никакого касательства до этих наук не имеет. Сведущий в вычислениях, во всех прочих материях парень был круглым невеждой. Он не знал правил обхождения и по манерам своим и поведению выглядел совершеннейшей деревенщиной.