Если отбросить попытку изнасилования в Кота-Кинабалу/ Мюнхене/ Монтеверде, остаток лета в роли чрезвычайного путешествующего автора проходит успешно. Мы совершаем пешие переходы по дождевым лесам/ заставляем себя посетить Музей холокоста/ падаем с лошади во время беспечных скачек по пляжу. В ходе наших путешествий мы сторонимся своих сограждан-туристов. Их бурный энтузиазм в отношении «экзотической» Азии/ Европы/ Центральной Америки смущает нас, как и те истории, которые пешие туристы из Австралии считают достаточно веселыми, чтобы рассказывать официанткам. За полтора месяца мы выработали для себя неофицальное правило: общаться только с местными жителями. Словно теперь каждый наш разговор с незнакомым человеком на чужом языке компенсирует нам полное отсутствие этих разговоров, пока мы росли. Мы обнаруживаем, что китайские/ немецкие/ испанские слова, ускользавшие от нас в кампусе колледжа, приходят теперь в нужной форме, мы говорим практически свободно. Наш восторг, связанный с этим открытием, наша гордость от проникновения в глубь культуры благодаря новообретенным любопытству и активности приводят к упомянутым выше попыткам изнасилования, когда посетитель ресторана, где мы ужинали как-то вечером, друг владельца, предлагает подвезти нас до наших гостиниц. Как идиотки, мы радостно соглашаемся. Мы удивлены и немного встревожены, увидев, как он сворачивает в сторону с главной дороги и едет в парк. Мы ужасно напуганы, когда он заезжает в кусты и глушит мотор. Мы судорожно вспоминаем китайские/ немецкие/ испанские фразы «Это возмутительно!» и «Я позову полицию!». Это не помогает, тогда мы дергаем ручку дверцы и пытаемся убежать.
По неизвестным причинам наши похитители и предполагаемые насильники, с сонным взглядом, печальные, раздосадованные, резко прекратят лапать нас, задним ходом выведут машины из кустов и отвезут нас в гостиницы. Мы поднимемся по лестницам в свои кричаще безвкусные, грязные номера, пропахшие сигаретным дымом, с одной лампочкой дневного света, и почувствуем безумную тоску по дому – единственным домам, которые у нас когда-либо были: к нашим семьям. По телефонам внизу мы, плача, позвоним своим матерям, стараясь не напугать их, испытывая необходимость с кем-то поделиться. Они велят нам немедленно ехать домой. Ненормальное чувство долга, которое полностью выветрится через десять лет, убеждает нас продолжить работу.
В Штаты мы возвращаемся похудевшими на десять фунтов, искусанные клопами и странно тихие, поскольку много недель ни с кем не разговаривали (мы оставили свою привычку болтать с местными жителями после пресеченных в парке любезностей). Наши рюкзаки воняют зеленым чаем/ автовокзалами/ океаном. И, забрасывая свои вещи в стиральную машину, снова находясь в сверкающих чистотой жилищах наших родителей, мы осознаём: мы уже хотим вернуться туда, быть иностранцами.