— Главный враг Польши, — говорил Арцишевский, — германский империализм. Его кредо — «Дранг нах Остен». Наиболее агрессивная разновидность этого империализма — гитлеризм в особо неприкрытой форме стремится к захвату и ограблению восточных земель, педантично осуществляя свои планы. И сейчас фашизм готов истребить полностью население захваченных стран. Конечно, в 1939 году немцы превосходили Польшу в экономическом, военном и организационном отношении, имея к тому же вдвое большее население. — Арцишевский говорил увлеченно, подкрепляя свои мысли энергичными жестами. — Было ясно, что без союзников мы обречены на проигрыш в войне. Но при правильной политике можно было этого избежать. Следовало вступить в союз, который уравнял бы перевес противника. В союз мы вступили, но с кем? С Англией и Францией, а они в этом союзе искали только корысть для себя. Действительно, немецкая экспансия, стремящаяся к переделу мира и опирающаяся на развитую промышленность и на военную силу, ставила под угрозу жизненные интересы обеих западных держав, их позиции в Европе и их колониальные владения. Согласно старому английскому принципу равновесия сил на Европейском континенте государство, нарушающее это равновесие, автоматически становится врагом Великобритании.
Вы видите, Англия и Франция пока не собираются непосредственно участвовать в борьбе с гитлеризмом, — продолжал Арцишевский. — Их планы сводятся к тому, чтобы толкнуть немцев на восток, против СССР и таким образом освободиться сразу и от коммунизма, и от германского конкурента. Малые государства Юго-Восточной Европы отданы западными политиками на откуп германскому фашизму. Мюнхенский договор — первый шаг в осуществлении этого плана.
— Почему же тогда они объявили все-таки войну? — спросил кто-то.
— Они вступили, по определению известного военного теоретика Клаузевица, в «вынужденную войну», вытекающую из принятых обязательств, и ведут ее лишь для создания видимости своей верности союзу. Теперь вам ясно, как мы ошибались в своих надеждах на помощь со стороны Франции и Англии? Что же касается санации, то она вообще предпочла бы бороться с большевизмом на стороне Германии. Союзники обещали Польше многое. При подписании договора генерал Гамелен уверял военного министра генерала Касприцкого, что французская авиация начнет боевые действия немедленно в день нападения Гитлера на Польшу, а главные силы завяжут наступательные бои на пятнадцатый день войны. Англичане обещали меньше, но и того не выполнили.
С давних лет, — Арцишевский встал со стула, — независимость Польши была лишь предметом торга западноевропейских держав при обеспечении ими своих собственных государственных интересов. Наполеон в 1801 году, заключая мир, ни словом не упомянул о Польше, польских легионеров послал погибать на Сан-Доминго, дабы они не раздражали монархов стран-захватчиков. В 1807 году после битвы под Илавой и Пултуском, добиваясь мира с прусским королем, он вообще отказался от герцогства Варшавского. В последующем Франция не интересовалась нашими делами, боясь восстановить против себя Россию. Равнодушная к далекой Польше Великобритания устами английского премьера Асквита объяснила Падеревскому