Он отрицательно покачал головой, чуть коснулся губами ее лба и ушел, оставив Джилл корчиться на кровати, в отчаянии прижимая к себе скомканное розовое покрывало.
Нет, история Верити ничуть ее не развеселила. Ничуть. Маргарет в своем защитном коконе любви, в своем законном счастье многое видела в неправильном свете.
В последний вечер мы немного выпили. Пожалуй, даже слегка напились. Думаю, это было естественно и правильно, не так ли? Мы сидели друг против друга за моим кухонным столом и распивали шампанское. Мыслями он был уже далеко, и разговор вертелся в основном вокруг его путешествия: что он найдет в Никарагуа по приезде, будут ли доходить в Англию его письма, не станет ли наш сегодняшний ужин на много дней вперед его последней приличной трапезой, потому что он может себе вообразить, как кормят там на внутренних рейсах. За предыдущие несколько недель мы уже сказали друг другу почти все самое важное: происходило то, что должно было произойти, и мы всегда знали, что это произойдет. На вырывавшийся порой вопрос: «Что же мы сделали?» — всегда следовал спокойный ответ-напоминание: именно то, что собирались. Этот короткий отрезок времени доставил нам много радости, но то была лишь фантазия, своего рода театральный спектакль, нами самими совместно срежиссированный, во время которого публика оставалась в темноте, а теперь в зале снова зажигается свет.
Когда он достал книжку рисунков Иниго Джонса и попросил меня что-нибудь на ней написать, мы внезапно испытали прилив сентиментальности, и я не сразу сообразила, что бы такое сочинить. Банальности вроде «Желаю приятного путешествия» или «С наилучшими пожеланиями» едва ли были уместны. Равно как и строки из «Лекарства от любви» Овидия — слишком горько. В поисках источника вдохновения я оглядела бумажки, там и сям приколотые у меня на кухне. Может, что-нибудь из рецепта возрождения лесов? Или из статьи о вреде йоги? Или из заметки о болезнях, поражающих розы (ее-то я зачем храню?)? А потом мой взгляд упал на пожелтевшую, давным-давно заляпанную жиром Балтиморскую дезидерату,[79] которую Саския когда-то привезла из поездки в Кентербери. Это, во всяком случае, лучше, чем болезни роз. В душе я считала, что если следовать всем изложенным в этом назидании советам, то никогда ничего не сделаешь, а будешь лишь сидеть дома с блаженной улыбкой на устах и разве что иногда бродить «спокойно среди шума и спешки и помнить, что покой бывает в молчании». Однако несколько весьма подходящих строк там было:
«Мир полон обмана. Но пусть это не делает тебя слепым к тому, что там есть и добродетель; многие борются за высокие идеалы, и повсюду жизнь полна героизма.