— Что-то в этом роде, — выпалила я. — Дипломат. Очень высокого ранга. Теперь ты понимаешь?
— Как его зовут?
Чувствуя себя к этому моменту клоном Маты Хари, я задумчиво посмотрела на свой пустой бокал и заявила:
— Этого я не могу тебе открыть.
Что было чистой правдой.
Колин нехотя согласился, а я, сочтя партию льстивой женственности отыгранной, перешла к роли представительницы фирмы «Мама Паста».
— Что тебе нужно, так это поесть, — заботливо сказала я, увлекая его на кухню.
Капризно выпятив нижнюю губу, Колин с настойчивостью, исключающей возможность увильнуть от ответа, повторил мучивший его вопрос:
— Почему — хомяк?
Пришлось, пока я резала лук и выдавливала чеснок, а он растирал листья сушеного базилика, объяснить ему, что это прозвище дала ему Саския.
— В этом ребенке всегда сидел чертенок, — ласково пояснила я и, вдруг почувствовав, как больно сжалось сердце, заработала ножом с удвоенной силой. — Это у нее от отца.
— Я думал, для тебя все это уже позади. — Колин высыпал базилик на шипящую сковороду.
— Так и есть. Теперь это, скорее, условный рефлекс, как у собаки Павлова, а не реальное переживание. Время лечит, и я не собираюсь холить свою ненависть до конца жизни. — Такое сильное слово, как «ненависть», вовсе не было преувеличением, именно ненависть я испытывала в течение долгих лет, но мартини, конечно, тоже сыграл свою роль — я утратила бдительность.
— Как он живет?
— Он живет прекрасно. Сасси пишет мне длинные-предлинные письма: о Канаде, о людях, с которыми там познакомилась, немного о различиях в образе жизни и мироощущении. Пока поездка действительно способствует расширению ее кругозора. Сейчас она в Квебеке — ходит на хоккейные матчи и находит их очень волнующим зрелищем…
— А он?
— Ты имеешь в виду Дики? То есть, извини, Ричарда — теперь мы его так величаем. — Я задумалась и поняла, что, в сущности, толком о нем и не думала — наверное, боялась причинить себе боль. Как ни странно, никакой боли я не ощутила. Убавив огонь и сложив руки на груди, я смотрела на Колина и испытывала безграничную благодарность за его дружбу. Как настоящий друг, он сумел коснуться столь щепетильной темы предельно деликатно. — Совершенно очевидно, что они полюбили друг друга. Между строк в письмах Сасси можно прочесть, что она хочет, чтобы и я его любила. Но я, конечно, не могу. Хотя препятствовать ее сближению с отцом ни в коей мере не собираюсь. До тех пор, пока он остается там, вдали, и ни во что не вмешивается. Она много рисует — это как раз то, чего ей хотелось. Словом, Сасси вполне счастлива.