Она все еще цеплялась за стену коттеджа, а на губах ее блуждала печальная улыбка.
— И что вы об этом скажете, мистер Кинкейд?
Он сделал шаг назад и даже обрадовался, когда его накрыла волна гнева, ибо она смыла возбуждение. Его провела его же собственная гордыня. Идиот. Надо же было возомнить, что он сможет отличить женское притяжение от колдовских чар…
Ведьма она или обычная женщина, но она притягивала его, и он должен устоять перед ними обеими.
— Я выясню правду, Маргрет Рейд, — поклялся он скорее себе, чем ей.
Стоя у стены, она опустила глаза и стала молча поправлять юбку, словно, разглаживая морщинки на ткани, стирала попутно и воспоминания о его поцелуе. К ее губам, припухшим от подаренного им наслаждения, пристала улыбка.
— Если не у вас, — прибавил он, — тогда у вашего священника из Глазго.
— Из Глазго? — повторила она уже без улыбки и, кажется, побледнела.
— Именно так. Когда он ответит на мое письмо с вопросом о том, почему в своей рекомендации он ни словом не упомянул вашу мать.
Ему не показалось. Она не просто побледнела, но примолкла и застыла, как каменная. Значит, он нащупал нечто важное.
— Молчите? — Письмо еще не было отправлено, но ее реакция убедила Александра в том, что отправить его надо как можно скорее. — Нечего сказать?
— Я уже говорила. Я не хотела, чтобы кто-то узнал о ее существовании, поэтому в письме ничего нет.
— Вы понимаете, что, скрывая ее, вы приговорили ее к жизни вне Церкви?
Она поджала губы и ничего не ответила. Исключить Церковь из жизни было попросту невозможно. Церковь крестила младенцев, учила грамоте и причащала детей, венчала взрослых и хоронила стариков, когда приходило их время вернуться к Господу.
Да ни одна любящая дочь не лишит свою мать опеки, которую дарит Церковь. Если только внутри Церкви ей не грозит опасность куда большая, чем вне ее.
— Поразмыслите над своими ответами, Маргрет Рейд, — бросил он перед уходом, — пока мы не встретились снова. Потому что я обязательно докопаюсь до истины.
Глава 9.
Она дождалась, пока его шаги затихнут вдали, потом побежала к входной двери и трясущимися пальцами взялась за ручку. Дверь заклинило. Маргрет толкнула ее бедром и, когда она поддалась, на шатких ногах переступила порог и захлопнула дверь за собой, словно эта хлипкая преграда могла защитить не только от Александра, но от всего, что им угрожало.
Сверху доносилось негромкое похрапывание матери. Внутри коттеджа было так темно и тихо, что на мгновение на Маргрет снизошел покой.
Но когда она повесила шаль на крючок, в ее убежище вторглись его слова.