Блу прошла в комнату и подняла трубку телефона, снова подозрительно глядя на Орлу. Кузина возвратилась к рисункам крошечной мандалы[31] на ногтях. Она не притворялась, что не слушает, но выглядела так, будто её это не беспокоило.
Блу позвонила Гэнси.
Он снял трубку сразу.
— Я не спал.
— Я знаю, — ответила она. — Забери меня.
***
Было что-то незнакомое в нём, когда он подъехал на Свинье. Что-то лютое в его глазах, какой-то обжигающий холод в его слабой улыбке. Что-то совсем лихорадочное и беспокойное.
Она застала его за улыбкой и заглянула в то, что пряталось за ней.
Это не был Гэнси, которого она видела ранее на кухне; это был Гэнси, которому она тайно звонила по ночам.
Он не спрашивал, куда она хочет поехать. Им не разрешено говорить об этом, поэтому они совсем не разговаривали.
Камаро стоял на тихой ночной улице. Она залезла внутрь и захлопнула дверь.
Гэнси – безрассудный, сумасбродный Гэнси – ударил по газам, как только они отъехали в другой район. Он заставлял машину лететь со свистом от светофора к светофору, и когда достиг пустой трассы, то заставил машину бешено набирать скорость, сжав руку на коробке передач в кулак.
Они ехали на восток, в сторону гор.
Блу включила магнитолу и возилась с музыкой Гэнси, пока не нашла что-то стоящее и не прибавила громкость. Тогда она боролась с окном, чтобы воздух кричал на неё. Для этого было в действительности слишком холодно, но Гэнси, не отрывая глаз от дороги, дотянулся до заднего сидения и перетащил оттуда вперёд своё пальто. Она надела его, задрожав, когда шёлк охладил её голые ноги. Воротник пах Гэнси.
Они не разговаривали.
Магнитола запиналась и пританцовывала. Автомобиль ревел. Ветер бился в салоне. Блу положила ладонь на руку Гэнси и сжала её до побеления костяшек. На дороге, кроме них, не было ни души.
Они ехали в горы — вверх, вверх и через перевал.
Вершины были чёрными и запретными в полусвете фар, и, когда они достигли самой высокой точки перевала, пальцы Гэнси напряглись под её рукой, включая пониженную передачу и разворачивая автомобиль в ту сторону, откуда они приехали.
Они полетели назад в Генриетту, мимо пугающих пустых парковок у магазинов, мимо притихших городских домов, мимо Аглионбая, мимо центра города, мимо Генриетты. На другом конце города он двинулся за угол к новому, неиспользуемому объезду: четыре нетронутых полосы пролинованной фонарями дороги из ниоткуда в никуда.
Здесь он остановился, забрал у неё пальто, и они поменялись местами. Она подвинула сидение как можно ближе к рулю, и машина заглохла и снова заглохла. Он положил свою руку ей на колено, пальцы на коже, линия жизни на кости, и удерживал её от слишком быстрого нажатия сцепления. Двигатель заурчал, сильно и уверенно, и автомобиль рванул вперед.