1
Он сказал:
— Я не хочу об этом говорить. Я хочу этим заниматься.
— Хорошо, — кивнула она. — Наши желания совпадают. Но мы ведь не глухонемые, иногда и словом перекинуться охота…
— Слова не могут доподлинно передать то, что человек чувствует, — он рассеянно улыбнулся. — Банально, но точно у классика: «Мысль изреченная есть ложь…»
— Тютчев! — обрадовалась она. — Ты любишь Тютчева? Я без ума от его стихов…
— Нет, я не люблю Тютчева, — он отвернулся к окну и сделал вид, что с интересом изучает серебристую «Ауди», припаркованную у кафе напротив.
Полчаса назад они лакомились там пломбиром с клубникой и запивали его холодной родниковой водой, в которой плавали апельсиновые и лимонные дольки — очень простой и вместе с тем изысканный напиток, придуманный местным барменом.
Они только-только разговорились, и ещё не знали друг друга, но по тому, как она опустила глаза, чтобы скрыть своё волнение, он понял, что понравился ей. А потом, рассмеявшись над какой-то его шуткой, она уронила на пол серый кошелек и, опередив его, сама подняла портмоне, при этом как бы невзначай коснулась его колена, и в этом мимолётном жесте было столько настойчивого, но тщательно скрываемого желания, что он решил: возможно, давно ищет именно её. Его привлекали дамы, глаза которых ангельски наивны, но темнеют от одного лишь прикосновения, и такие в них открываются бездны, что сладко и жутко сжимается сердце.
— Однажды мы с другом сидели в кафе «Руслан», пили свое любимое светлое пиво, и вдруг в зал вошла Женни, — сказал он, задержав её ладонь на своем колене, и она не сразу отняла её. — «Знакомься, это Евгения, — представил её мой друг. — Она борется со всяческими табу и помогает ощутить все радости жизни закомплексованным мужчинам…» Евгении больше нравилось, чтобы её звали Женни, а мне хотелось, чтобы меня звали Никак: я — Никто и зовут меня Никак, о чём я с готовностью сообщил этой девице. Не сказать, чтобы она была страхотуля, но и не красавица: круглое лицо, длинные волосы, вольно спадавшие на плечи, довольно заметные груди, а бедра — как у доисторических терракотовых фигурок: не то чтобы необъятные, но, скажем так, невольно бросающиеся в глаза…
— Не то, что у меня, — тихо улыбнулась она и, настойчиво стряхнув его ладонь со своей руки, вдруг спросила: А зачем ты мне всё это рассказываешь?
— Послушай дальше, — он поднял бокал с водой, сделал им круговое движение, и дольки цитрусовых закружились в медленном хороводе. — Женни села возле меня, и совершенно непринужденно сказала, что спала сегодня до часу дня, но так и не выспалась, потому что накануне вечером принимала одного своего приятеля, он у неё остался, но был не в настроении, а она — напротив, хотела любви и нежности. «Ты можешь ничего не делать, — сказала ему Женни. Я всё сама сделаю…» А он ответил, что, мол, в таком случае лучше подойдёт самотык…